На обратном пути он шел уже не торопясь, и в его кармане позвякивало серебро. Облако пыли уже осело, и почти не поврежденная арка лежала на земле. Альгарвейцы действительно знали свое дело: ни один из ближайших домов не был поврежден. Правда, лавка торговца маслом скрывалась от глаз за кучей битого мрамора, но Талсу не пошел смотреть, уцелела ли она. А на вершине рукотворного холма местные мальчишки уже затеяли игру в «царя горы».
Но долго играть им не дали: тот самый офицер, что так хорошо говорил по-елгавански, завопил: «А ну, брысь отсюда!» И добавил несколько настолько крепких словечек, что пацаны, хихикая, горохом ссыпались вниз и разбежались. Но тут альгарвейцы (кстати, ни один из них не пострадал) начали отлавливать прохожих и создавать из них команду по расчистке завала. И прежде чем Талсу успел смыться, его тоже прихватили.
– За это хоть заплатят? – спросил он офицера.
– Пожалуй, так и сделаем, – помедлив, кивнул тот.
И Талсу весь день напролет перетаскивал с места на место под палящим солнцем корзины с обломками мрамора. Камень грузили в становой караван, который подъехал к месту взрыва как можно ближе. «Как можно ближе» означало, что до стоянки надо было пройти почти полгорода. Во времена Каунианской империи ничего не знали о становых жилах, и потому беспечные кауниане строили свои исторические памятники где попало, вовсе не считаясь с тем, как трудно их потом будет сносить. Когда у Талсу окончательно пересохло в горле, он зашел в одну из таверн на площади и попросил кружку пива. Альгарвейцы не стали ему мешать, но один из солдат тут же встал рядом, чтобы не дать ему сбежать через черный ход. Талсу выругался сквозь зубы: именно это он и собирался сделать.
Когда на город опустились сумерки, работа завершилась, и Талсу встал в очередь за вознаграждением. Он чувствовал себя выжатым как лимон. Ноги болели – все они были покрыты синяками и ссадинами. А после того, как он уронил на правую ступню здоровый камень, даже пришлось наложить повязку. Руки были не лучше – все в царапинах и кровоподтеках, и к тому же сорвано два ногтя. «Силы небесные! – пробормотал он. – А ведь мы сами заслужили такое обхождение!»
Когда подошла его очередь, он протянул израненную ладонь за деньгами, и альгарвейский офицер торжественно вложил в нее две медные монетки. Со сверкающими профилями короля Майнардо – брата короля Мезенцио, и теперь, милостью Альгарве, короля елгаванского. Талсу медленно перевел взгляд с подачки на лицо рыжика, но тот лишь скривился:
– Проваливай! И радуйся, что хоть что-то получил!
Талсу продолжал пялиться на монетки, все еще не в силах понять: столько платят за час работы, и то в самых худших местах. А ведь он проработал большую часть дня! И он брезгливо протянул свой заработок офицеру:
– Держи, мужик. Тебе они, видать, нужнее, чем мне.
– Ты хоть понимаешь, что я могу с тобой сделать? – взвился офицер.
– Можете продолжать изгаляться надо мной и дальше. Вот только мне от этого уже ни холодно, ни жарко, – пожал плечами Талсу. – Вы все пытаетесь подогнать нас под свой образец. Стачать нас, даже старых аристократов, вроде как по своей мерке. А как в нас под этот образец будете затачивать – это не нам решать.
– Подогнать вас под наш образец? – Офицер чуть не поперхнулся от удивления. – Разве в этом дело? Главное в том, что вы должны и будете нам повиноваться! – Он насильно сжал ладонь Талсу в кулак. – Забирай свои монеты. Ты их честно заслужил.
– Я заслужил раз в шесть больше, – проворчал Талсу и отошел в сторону. Он боялся, что его тут же схватят, но никто не обращал на него внимания. За первым же углом он остановился чтобы отдышаться: его одновременно душили страх и ярость. Надо же быть таким идиотом, чтобы ссориться с оккупантами! Это хороший урок – в дальнейшем он будет всегда держать язык за зубами!
– Ты где пропадал?! – встретила его горестным воплем мать, когда он ввалился в лавку, в которой нашла приют их семья. Но взглянув на сына, Лайцина чуть не забилась в истерике: – И что с тобой там делали? Тебя что, альгарвейцы палками били или нет?
– Или нет. Нет. Они просто поймали меня на улице и заставили разгребать каменный завал на месте взорванной ими мраморной арки подле рыночной площади. – Талсу скрежетнул зубами. – Тяжелая была работа. И они таки мне за нее заплатили. Но что взять с этих клятых рыжиков? Я даже не стал с ними собачиться из-за их паршивых медяшек.
Рассказывать матери о том, как он от этих монет отказывался, Талсу не стал. Работавший в соседней комнате отец с лязгом выронил ножницы.
– Они что, взорвали имперскую арку?
Талсу мрачно кивнул, и старый портной беззвучно выругался.
– Наверное, это и был тот взрыв, что мы слышали утром, – вздохнула Лайцина. – А я все гадала, что это такое было. Да, если бы у нас дела шли получше, уже давно какой-нибудь клиент рассказал бы нам все самым подробным образом!
– Дела, конечно, шли бы лучше, если бы здесь не хозяйничали альгарвейцы! – отрезал Траку и бросил на сына взгляд, полный негодования, словно тот был единственным виновником того, что елгаванская армия потерпела поражение. – А не хозяйничай здесь альгарвейцы, никто не стал бы сносить арку! Проклятие на их головы! Она стоит здесь со времен империи. Они не имели права разрушать то, что простояло столько веков!
– Но они выиграли войну, – устало сказал Талсу. В этот момент он словно забыл все то, что воодушевляло его некогда в бою против рыжиков. – И теперь они будут делать здесь все, что им угодно. Вот только они еще большие дешевки, чем наши аристократы. Или, скажете, нет?
Лайцина и Траку, не сговариваясь, суетливо оглянулись, проверяя, слышал ли, кроме них, слова сына еще кто-нибудь.
Но Аушра именно в этот момент решила спуститься в мастерскую.
– Кто это там дешевки? И при чем здесь наши аристократы? – спросила сестра, уловив лишь последние фразы разговора.
– Альгарвейцы, – процедил Талсу. И подробно рассказал ей, что оккупанты сделали с ним самим и с древним монументом.
– Ужас какой! – воскликнула девушка. – И что, они теперь по всему королевству такое творят? Так у нас вообще ни одной памятной арки и колонны не останется!
– Это всего лишь зависть, – вздохнул Траку. – Мы, кауниане, были великим народом уже в те времена, когда они по пещерам в шкурах прятались. И они не хотят, чтобы им об этом напоминали. И нам помнить об этом они тоже не позволят.
– А знаете, помнить о том, что ты потерял, намного проще, чем о том, что всегда было рядом с тобой, – вдруг сказал Талсу, разглядывая свои израненные ладони. – А что до меня, то я запомнил накрепко.
Гаривальд так до конца и не понял, с чего это инспекторы, вывезшие полдеревни и забравшие многих мужиков, не забрили в армию конунга Свеммеля и его. Разве что собирались пройтись по деревне попозже с более частым бреднем. Тогда бы точно забрили. Но человек полагает, а силы горние располагают, так что они сильно ошиблись, потому как, прежде чем они вернулись, альгарвейцы развернули наступление.