– Здесь чучел нет! – крикнула она на скверном альгарвейском, еще искаженном беззубым шамканьем. – Чучел там! – Она указала на север, по дороге на Хвинку.
– Знаем, бабка, знаем! – ответил Пезаро.
Гнусно хихикнув, старуха вернулась к своим сорнякам.
– Любит она ковнян, – хохотнул Орасте, – не меньше нашего.
– Я заметил, – сухо молвил Бембо. – С многими фортвежцами так, да?
– Пошевеливайтесь, вы! – бросил Пезаро.
С тех пор как его перевели в Фортвег из Трикарико, сержанту пришлось отшагать больше, чем за все годы с того дня, как его повысили в чине и позволили уютно замуроваться за столом в участке. Он потел и задыхался, но продолжал переставлять отяжелевшие ноги, неудержимый как поток и неумолимый как обвал. Что же касается Бембо, тот мечтал о передышке. Но Пезаро ему передышки не дал.
Прошло не меньше часа, когда Орасте, указав куда-то вперед, заметил:
– Вон там, должно быть, деревня. Жалкая дыра, похоже на то. Скольких нам оттуда предписано забрать, сержант?
– Двадцать, – хрюкнул Пезаро. – Там, должно быть, двадцати человек общим счетом не наберется, не говоря уже о двадцати каунианах. А если недоберем норму, нас же и обвинят. – Он пнул придорожную кочку. – Подлая штука жизнь.
– Сержант! – проблеял молоденький жандарм по имени Альмонио.
Бембо глянул на него с изумлением: обыкновенно юноша вообще рта не открывал.
– В чем дело? – Пезаро удивился не меньше.
– Сержант… – Альмонио же явно жалел, что вообще заговорил. Он прошагал еще немного и продолжил: – Когда мы доберемся до этой Хвинки, сержант… разрешите не участвовать в сборе кауниан?
– Чего-чего? – Пезаро воззрился на него, точно на двойную радугу или золотого единорога. Или другого какого уродца. Широкая ряха его омрачилась. – Хочешь сказать, у тебя кишка тонка для этого дела?
Альмонио жалко кивнул.
– На то похоже. Я же знаю, что с несчастными сучьими детями потом случится… не хочу, чтобы на моей совести такое было.
Глаза Бембо понемногу вылезали из орбит.
– Силы горние, – шепнул он Орасте, – да сержант его сейчас без соли съест.
– Точно. – Рослого жандарма подобная перспектива, казалось, привлекала.
Пезаро, однако, глянул на отступника скорее с любопытством, нежели с презрением.
– Предположим, – заметил он, – что мы загоняем чучелок, а те возьмут да на нас бросятся? И что ты тогда будешь делать, Альмонио? В сторонку отойдешь, покуда кауниане твоих товарищей режут?
– Нет, конечно, сержант! – возмутился Альмонио. – Просто из домов не хочу их вытаскивать, вот и все. Грязное это дело.
– Война вообще дело грязное, – отозвался Пезаро, но без особой злости. Он потер все три подбородка и решительно ткнул в упрямого жандарма пальцем: – Ладно, Альмонио, вот что мы с тобой сделаем сегодня: пока остальные собирают кауниан по домам, стой на страже. Если дернутся – если хоть вид сделают, что сейчас дернутся, – пали без раздумий. Понял?
– Так точно! – Альмонио сбился с шага, чтобы отвесить сержанту поклон. – Благодарю, сержант.
– Не благодари, – буркнул Пезаро. – И, силами горними, язык об этом не распускай, а то нам обоим не поздоровится. – Он покачал головой. – И так здоровья нету, что ж его зря терять?
«Надо же, как интересно! – мелькнуло в голове у Бембо. – Если придется, могу на Пезаро донести». Он приподнял шляпу, чтобы почесать в затылке. Покуда он не мог придумать, зачем ему избавляться от начальника. Они с Пезаро не один год привыкали, притирались друг к другу. С любым другим сержантом Бембо придется служить не так легко. Жандарм кисло усмехнулся. Вот так всегда бывает – как подвернется что-нибудь полезное, так вечно не ко времени!
Жандармское отделение вступило в Хвинку. Поселок был меньше Ойнгестуна и весь неопрятный какой-то: становая жила пролегала стороной, и Хвинка словно проросла из недавнего прошлого. Хотя, на взгляд Бембо, и в Ойнгестуне не о чем было домой написать.
Да и писал он от случай к случаю. С отцом они вздорили без конца еще в те времена, когда молодой Бембо не покинул родительский дом, и до сих пор оставались не в лучших отношениях. Сестра тоже была со стариком на ножах. Но Ланфуза сбежала с меховщиком, ныне изрядно разбогатевшим, и не любила, когда ей напоминали, что ее брат – простой жандарм. А если он черкнет письмишко Саффе, та, быть может, и ответит – но скорей от удивления сыграет в ящик.
Отдельные фортвежцы кивали жандармам. Один подмигнул, тихонько захлопал в ладоши на альгарвейский манер и ухмыльнулся так, что Бембо живенько пришло в голову: о том, чем он занят в Фортвеге, домой лучше не писать совсем.
– Кауниане, на выход! – рявкнул Пезаро во весь голос, когда они добрели до деревенской площади. Эводио переводил его слова на классический каунианский: язык, на котором местные чучелки общались до сих пор – по крайней мере, он не сильно изменился.
Но на каком бы языке приказ ни прозвучал, кауниане его выполнять не собирались.
– Ну, видишь? – Бембо обернулся к напарнику. – Догадываются ведь, что с ними будет. Теперь под доброй воле ни один носу из дома не высунет. Придется каждого по отдельности вытаскивать. Эх, намучаемся…
Орасте взвесил жезл в ладони.
– Опасная работенка выходит. Если поймут, что им все равно дорога эшелоном на запад, с чего б им не решить, что терять-то нечего, так хоть нас с собою утащить на тот свет?
– Угу. – Бембо подобная мысль тоже приходила в голову – к большому его сожалению.
Пезаро заорал снова, да так, что между домами и лавками по площади загуляло эхо. Эводио перевел его вопли на старокаунианский, но желтоволосые фигуры так и не появились в дверях.
– Тогда придется поднапрячься. – Сержант нехорошо усмехнулся. – Хотя знаете что, ребятки? Может, и не придется. – Он ткнул пальцем в сторону того фортвежца, что приветствовал альгарвейских жандармов аплодисментами: – Подойди-ка сюда, приятель! Да-да, ты! По-альгарвейски разумеешь?
Туземец с сожалением покачал головой. Пезаро в раздражении покачал головой. Ни он, ни его подчиненные не знали фортвежского, если не считать отдельных слов, которых нахватались за время службы в Громхеорте.
– Об заклад бьюсь, по-кауниански он может пару слов связать, – заметил Эводио.
– Ну так выясни! – буркнул сержант.
Действительно, физиономия фортвежца просветлела – каунианский он знал.
– Отлично. – Пезаро кивнул. – Скажи, что мы ему заплатим – много не потребуется, или я в Янине родился, – если он покажет, где в их деревне кауниане живут.
Оказалось, что фортвежец не единственный в Хвинке владел каунианским: за наградой подтянулись еще трое или четверо. Бембо и Орасте последовали за одним из них к дому, на вид ничем не отличавшемуся от соседних. Фортвежец, однако, сделал под дверью стойку, точно охотничий пес перед фазаном.