– Именно, – угрюмо сказал я. – Свалка, пожар… Не вижу иной причины для похищения Джуди. Особенно если учесть, что эти гады уже пытались меня убить.
– А я вижу, – ответил Кавагучи. Не успел я сорваться на крик, как он мирно продолжил: – Однако признаю, что ваши предположения наиболее правдоподобны, Вы, наверное, уже догадались, что я обсудил этот вопрос с ребятами из Лонг-Бич. Но показания из первых рук – совсем другое дело. Был бы вам весьма признателен.
И я дал ему показания. «Еще один повтор», – подумал я. Еще одно бегство от реальности в пустословие. Это, видимо, своего рода антимагия. Магия использует слово, чтобы сотворить то, что возникло в воображении, Я же использовал слово, чтобы превратить свой кошмар в воспоминание, с которым куда легче справиться.
– Вы узнали у судмагэксперта, какой вид сонного заклинания обнаружен в квартире вашей невесты? – спросил Кавагучи.
– Ох, нет, – спохватился я. – Тот человек в штатском, Джонсон, отвез меня в участок, чтобы я мог дать показания под присягой, а судмагэксперта я больше не видел.
– Ну ладно, я сам это выясню. – Голос Кавагучи прозвучал как-то отстраненно, словно он одновременно что-то писал.
– Собственно говоря, легат, я позвонил вам узнать, нет ли чего-нибудь нового насчет похитителей Джуди. – Тот, кто это сделал, несомненно, подстроил и падение земляного духа на мой ковер, но мне это уже было безразлично.
– Нового? Нет, ничего, – ответил он. – Разве что новые проблемы: на заводе «Локи» в Бербанке произошел акт вандализма. Хулиганы взломали печать Гермеса.
– Но это невозможно. – Теперь я говорил медленно, потому что одновременно делал пометку в блокноте не забыть позвонить Мэтту Арнольду.
– Многое из невозможного становится возможным, – заметил Кавагучи. – Например, добровиртуальная реальность.
– Ага! – воскликнул я. – Спасибо! Совсем забыл, а вы мне напомнили. Как этот Pharomachrus mocino называется по-человечески?
Невероятно, но Кавагучи хихикнул. А я и не знал, что он умеет смеяться.
– Простите, инспектор, мне не надо было зачитывать вашей секретарше доклад прямо из лаборатории. Обычно эту птицу называют кецаль.
– Кецаль?! – Это слово потрясло меня не хуже, чем недавнее землетрясение. – Вы уверены?
– Это подтвердил орнитолог и специалист по орнитомантии ацтеков, – ответил Кавагучи.
– Значит, уверены, – сдался я. – Но это же безумие. Мы с Михаэлем Манштейном… ну, с нашим главным магом обошли вчера всю Девонширскую свалку и не заметили никакой ацтекской магии. Он даже Уицилопочтли искал с помощью суррогата содранной человеческой кожи.
– Я сказал вам, что знаю, – ответил Кавагучи. – Остается вариант, что перо как-то изменилось при переходе из добровиртуальной реальности в наш мир. Я уже говорил, на суде его все равно не примут в качестве доказательства. Есть и другой вариант: перо было действительно взято у кецаля и подброшено Эразму, чтобы навести нас на ложный след.
– М-да, – пробормотал я. – Но оно может быть и настоящим. Если только настоящим может быть что-то, связанное с добровиртуальной реальностью.
– Именно, – согласился Кавагучи. – Лезвие Оккама свидетельствует в пользу такой интерпретации, хотя нельзя игнорировать и другие.
Я и сам частенько кромсаю свои записи лезвием Оккама: ведь это наиболее практичный инструмент подготовки данных для планирования и прочей дребедени. Но если не соблюдать техники безопасности, им можно и порезаться, как обычным лезвием.
– Спасибо за информацию, легат, – сказал я. – Пожалуйста, сделайте мне еще одно одолжение. Позвоните в округ Сан-Колумб, – я продиктовал номер, – Генри Легиону, призраку Центральной Разведки, и повторите ему все, что только что рассказали мне. Он должен это знать, поверьте. Сошлитесь на меня, так вам легче будет с ним связаться.
– Я выполню вашу просьбу. – Легат замялся. – Однако выводы получаются… невеселые.
– Знаю.
С тех пор как я услышал от Чарли Келли об угрозе Третьей Магической, меня постоянно мучили кошмары. Но теперь все это стало таким далеким… Теперь я мог думать только о Джуди. Когда говорят, что целый мир вот-вот провалится в тартарары, это звучит слишком абстрактно. Но когда какие-то проклятые (как я искренне надеялся) ублюдки похищают вашу любимую, все становится чересчур конкретным…
На прощание Кавагучи еще раз пообещал непременно позвонить Генри Легиону. А я сразу же набрал номер Мэтта Арнольда.
– Я только что разговаривал с легатом Кавагучи из департамента полиции Энджел-Сити, – начал я. – Он сказал, что на ваш отдел совершено нападение и проекту «Птица Гаруда» причинен ущерб.
– Совершенно верно, – ответил магистр. – К тому же пострадал один из наших служащих.
– Кавагучи об этом не упоминал, – смутился я. – Что с ним?
– Змеиный укус. – Даже по телефону было слышно, как расстроен Арнольд. – Какой-то ушлый маг умудрился взломать герметично закрытую дверь. Об этом-то хоть констебль вам рассказал?
– Да, но без подробностей, – ответил я. – Вы, наверное, знаете это лучше него.
– Разумеется, – фыркнул Арнольд. – Кое-кому в Хрустальной долине придется провести несколько бессонных ночей, чтобы усовершенствовать магобеспечение.
– Ну, это и без хрустального шара понятно, – отозвался я. – Но как им это удалось? Ведь все постоянно твердят, что герметичные замки – самые надежные в мире. – В трубке повисло напряженное молчание. Значит, Арнольд не хочет это обсуждать. Я поспешил добавить: – Вспомните, меня все интересует в первую очередь с профессиональной точки зрения. Какая бы магия ни сломала столь мощную печать, последствия для окружающей среды могут быть весьма серьезными.
– Ладно, – неохотно сказал магистр. – Согласен. Но этот разговор должен остаться между нами, вы меня поняли?
– Я не репортер эфирных новостей и не газетчик, – с достоинством ответил я.
– Ладно, – повторил он. – Дело в том, что эти ублюдки сломали печать Гермеса с помощью одного из атрибутов самого Гермеса. Весьма остроумное применение закона подобия! Их бы находчивость да в мирных целях…
– Продолжайте, – попросил я.
– С этим и связан укус змеи…
Он опять помолчал. Видимо, в ожидании, что я спрошу, почему. В любое другое время я с удовольствием поиграл бы в интеллектуальные игры. Но не сегодня.
– Простите, наверное, я слишком тупой, – проворчал я (мои несчастья его не касаются.) – Не могли бы вы разъяснить?
Два телефонных бесенка передали фырканье, сохранив яркую презрительную окраску.
– Подумайте о керикейоне Гермеса, – сказал Мэтт Арнольд.
– О чем, о чем?!
У Мэтта вырвалось еще одно междометие. Его счастье, что нас разделяли телефонные бесы.
У АЗОС нет средств, да и секретов тоже, чтобы ставить герметические печати. Откуда же мне знать подробности культа Гермеса? Может, Мэтт это понял, а может, я ему просто надоел.