– Вы с Михаэлем проделали очень важную работу, – сказала она, – к тому же в чрезвычайно трудных условиях. Я хочу, чтобы вы знали: мне все известно, и это меня весьма радует.
– Спасибо, – ответил я. – Но знаешь что? Лучше бы я провел все это время на самом скучном общем собрании. Би склонила голову набок.
– Пожалуй, я приму это к сведению, – сказала она скорее печально и удивленно, чем сердито, и пошла к себе.
Я же погрузился в изучение гномов. Пришлось позвонить в епархию Энджел-Сити для выяснения кое-каких подробностей: на Изумрудном Острове (в Ирландии) католическая церковь уживалась с Маленьким Народцем почти пятнадцать столетий и знала о них больше, чем кто-либо другой.
Как я ни старался, но работу закончить не успел. В мой кабинет один за другим заглядывали коллеги, желавшие поздравить меня и пожелать всего наилучшего. Хоть газеты и вели себя сдержанно, ребята знали, что я сделал. Может, Михаэль рассказал, не знаю. Не то чтобы мне это совсем не нравилось, но они постоянно отрывали меня от дел. А когда тебя постоянно отвлекают, очень трудно потом сосредоточиться.
Мне ужасно хотелось понять, как вписываются события в Энджел-Сити в общую картину. Связано ли, например, изгнание чумашских Сил с ликвидацией ацтекского кабинета? Какая-то связь, конечно, существует, но какая?
Как и в случае с гномами, мне не хватало данных. Впрочем, этих данных не нашлось бы даже у католической церкви. И тогда я позвонил в Центральную Разведку и попросил соединить меня с Генри Легионом.
В эфире повисло тяжелое молчание. Потом оператор ЦР спросил:
– Простите, а кто его спрашивает?
– Дэвид Фишер из АЗОС Энджел-Сити.
– Минутку, сэр. – Если это была минутка, то трех или четырех таких же хватило бы, чтобы прожить долгую жизнь. Наконец кто-то все же ответил. Но не Генри Легион.
– Мистер Фишер? Мне очень жаль, но сущность Генри Легиона подверглась распылению. Он погиб за родину, и его имя появится на мемориальной доске нашей организации. Уверяю вас, мы его не забудем.
– Что случилось?! – воскликнул я. – И с кем я говорю?
– Боюсь, я не вправе ответить ни на один из этих вопросов. Сами понимаете: секретность, – ответил неизвестный. – Уверен, что вы поймете меня. Всего хорошего. Спасибо за проявленное беспокойство. – И телефонные бесенята передали звук падающей трубки.
Я тоже повесил трубку и некоторое время тупо смотрел на телефон. Чем бы ни занимался Генри Легион, его дело стоило ему жизни. Теперь, когда его не стало, я уже никогда не узнаю того, что хотел. Плохо ли, хорошо ли (скорее, конечно, плохо), но я опять остался один на один со своими догадками.
Интересно, не связана ли гибель Легиона с уничтожением ацтекского кабинета министров или с тем бедствием неподалеку от округа Сан-Колумб, о котором говорилось в «Таймсе»? Может, там тоже пытались развязать Третью Магическую войну? Да, Генри Легион больше не ответит ни на один мой вопрос…
Ну а коли так, то нечего сидеть и размышлять об этом – только деньги налогоплательщиков попусту переводить. Я попытался сосредоточиться и вернуться к своей работе, но она шла медленно, слишком медленно. Может, чтоб меня подхлестнуло, требуется «кризис», который дышит в затылок, словно голодный волкодлак?
Боже, какая кошмарная мысль!
На следующий день, в десять минут второго, я уже приземлился на посадочной площадке Уэст-Хиллзского Храма Исцеления.
Я объяснил сестре в приемном покое, кто я и кого ищу.
– Поднимайтесь на пятый этаж, мистер Фишер, – сказала она. – Мисс Адлер в пятьсот сорок седьмой палате, напротив Блока Интенсивной Молитвы. Идите по указателям «БИМ» и не заблудитесь.
Золотые слова, подумал я. Впрочем, девушка оказалась права – по указателям я добрался до нужной палаты. Следовало ли мне радоваться, что Джуди так близко к Интенсивной Молитве, или расстраиваться из-за того, что она там? Я не мог не расстраиваться – такой уж у меня характер.
Открыв дверь в пятьсот сорок седьмую, я увидел констебля, сидевшего на стуле. Он тщательно изучил мое азосовское удостоверение и сказал:
– Все нормально, инспектор Фишер, но такой уж у нас порядок. – И снова погрузился в чтение.
А я сразу же забыл о нем. Я забыл обо всем, увидев Джуди. Она выглядела неплохо, но мне она всегда кажется красивой, так что я не могу судить непредвзято. Хороший цвет лица, глаза широко открыты, дыхание нормальное.
И тут я понял, что ее глаза неподвижны, хоть и широко распахнуты. Несколько раз я оказывался в поле зрения Джуди, но она не заметила меня. Она ничего не говорила. Когда она шевелилась, то не поправляла одеяла и простыни. Здесь лежало ее тело, и только тело. А душа пребывала в Девяти преисподних.
В назначенное время подошли мадам Руфь с Найджелом Холмонделеем. Их сопровождал человек в белом халате, который представился «целителем Али Мурадом».
– Я приветствую начало эпохи применения добровиртуальной реальности в медицинских целях, – торжественно начал он. – Для меня это будет прекрасной возможностью пополнить мои знания.
Час от часу не легче – для него моя Джуди всего лишь подопытная морская свинка. А не пополнить ли знания почтенного целителя путем вышвыривания его из окна пятого этажа? С виду он страшный зануда – такой, пожалуй, научится летать, прежде чем достигнет земли.
Я заставил себя успокоиться. Целитель Мурад честно считал, что выполняет свою работу. То, что он узнает сейчас, поможет ему когда-нибудь спасти кого-то еще. Но это вовсе не означало, что я должен его возлюбить, и я не собирался этого делать.
Найджел Холмонделей притащил такой огромный чемодан, что мне невольно подумалось, что англичанин куда крепче, чем кажется. Он положил чемодан на пустующую койку рядом с Джуди, расстегнул медные защелки и достал четыре ушастых шлема для добровиртуальной реальности.
Осмотревшись в палате, источник щелкнул языком.
– При таких обстоятельствах замкнуть круг будет довольно трудно, – сказал он, растягивая гласные, будто резину.
Мадам Руфь оказалась более практичной.
– Да мы просто перевернем ее, – предложила она. – Надо повернуть девушку ногами на подушку.
Целитель засуетился. Он переместил Джуди с немалой сноровкой, свидетельствовавшей о том, что он провел немало часов у постелей больных. Тем временем мадам Руфь напала на констебля:
– Эй, ты, давай помогай, сдвинь-ка стулья кругом! – Она жестом показала, как именно.
Констебль возмущенно посмотрел на мадам, но сделал, как она велела. Он поставил один стул в ногах кровати, там, где теперь находилась голова Джуди, и еще два, замкнув круг. Пока он занимался перестановкой, Найджел Холмонделей пристраивал шлем на голову Джуди. Она осталась безразличной, когда шлем закрыл ее глаза и уши.
После того как все было сделано, Холмонделей повернулся ко мне и сказал: