Тадеуш кивнул. Его поразительно яркие голубые глаза, затененные бесформенной шапкой из почти бесцветной ткани, были весьма проницательными. Мордехай подумал: был ли он крестьянином до войны? Нет, скорее кем-нибудь вроде армейского майора. Во время германской оккупации польские офицеры должны были проявлять недюжинную изобретательность, чтобы сделаться невидимыми.
Его подозрения усилились, когда Тадеуш сказал:
— Не только у ящеров будут трудности с доставкой военных грузов. Начнут голодать и ваши люди.
— Это так, — заметил Мордехай. — Приверженцы Румковского заметили это — он собирает все запасы, предвидя тяжелые времена. Ублюдок будет лизать сапоги любому, кто стоит над ним, но он умеет чуять опасность, надо отдать должное этому старому пачкуну.
Тадеуш без труда понял в польской речи пару слов на идиш.
— Не худшая для человека способность, — заметил он.
— Да уж, — неохотно ответил Анелевич. Он постарался повернуть разговор к прежней теме. — Как вы думаете, кто этот нацист? Если бы я знал больше, то попробовал бы сообразить, почему этот офицер-танкист пытается предупредить меня. Что вы знаете?
«Что вы согласитесь сказать мне?» Если Тадеуш был польским офицером и аристократом, который так низко пал, то вполне возможно, что он в полной мере чувствует презрение к евреям. С другой стороны, если он настоящий крестьянин, он может быть даже более склонным к простой, но более явной ненависти, струящейся в его жилах. И тем не менее, если это в самом деле так и было, прежде всего он не передал бы послание Ягера. Мордехай не мог позволить своему укоренившемуся недоверию к полякам проявиться вновь.
Тадеуш почесал бороду, прежде чем ответить.
— Имейте в виду, я узнал это через четвертые или даже пятые руки. Я сам не знаю, насколько можно этому доверять.
— Да, да, — нетерпеливо ответил Анелевич. — Просто расскажите мне, что вы узнали, а я постараюсь связать все обрывки в единое целое. Этот немец вряд ли мог приспособить полевой телефон, чтобы позвонить прямо в Лодзь, так ведь?
— Иногда случаются довольно странные вещи, — сказал Тадеуш, и Мордехай кивнул в ответ на это, вспомнив телефонные звонки из-за пределов города. — Ладно, вот все, что мне сказали. То, что должно произойти — я не знаю, что именно, — произойдет в Лодзи и коснется это вас, евреев. Говорят, там прислали одного необыкновенного эсэсовца с множеством зарубок на оружии, чтобы выполнить эту работу.
— Это самая безумная вещь, какую я когда-либо слышал, — сказал Мордехай. — Мы сейчас не воюем с нацистами, хуже того — мы помогаем им, спаси нас бог. Ящеры оказались не в состоянии устроить контратаку из Лодзи, и это не потому, что они не пытались.
Вначале ему показалось, что Тадеуш смотрит презрительно, и только потом он понял, что во взгляде поляка сквозила жалость.
— Я могу назвать две причины, почему нацисты делают то, что делают. Во-первых, вы — евреи, и во-вторых, вы еще раз евреи. Вы ведь знаете о Треблинке? — Не дожидаясь ответа Анелевича. он закончил: — Их не беспокоит то, что вы делаете, их беспокоит то, что вы существуете.
— Что ж, я не стану спорить, — ответил Анелевич. На поясе у него была польская армейская фляжка. Он отцепил ее с пояса, отвинтил пробку и протянул Тадеушу. — Вот, смойте вкус этих слов с вашего языка.
Кадык поляка задвигался, он сделал несколько больших глотков. «Shikker iz ein goy», — пронеслось в голове Мордехая: иноверец — это пьяница. Но Тадеуш остановился до того, как фляжка опустела, и вернул ее хозяину.
— Худшее яблочное бренди, которое я когда-либо пил. — Он похлопал себя по животу: звук получился таким, словно кто-то колотил по толстой твердой доске. — Впрочем, даже и худшее лучше, чем никакое.
Мордехай глотнул из фляжки. Самогон обжег пищевод и взорвался в желудке, как снаряд.
— Да, одним перегаром от него можно смывать краску, не так ли? Но пока он действует, вы получаете то, что надо. — Он почувствовал, как запылала его кожа, сердце забилось чаще. — Ну, и что же я должен делать, если этот эсэсовец появится в городе? Пристрелить его на месте? Не самая плохая идея.
Тадеуш слегка окосел. Он принял порядочную дозу на пустой желудок и, возможно, не сразу понял, насколько крепким было зелье. С людьми, которые много пьют, иногда такое случается: привыкнув пить крепкие напитки, они не сразу замечают действие очень крепких. Брови поляка сдвинулись вместе, когда он попытался собраться с мыслями.
— Так, что же еще говорил ваш нацистский приятель… — вслух задумался он.
— Он мне не приятель, — с негодованием сказал Анелевич.
Возможно, он был несправедлив. Если бы Ягер не считал, что между ними что-то есть, он не стал бы посылать сообщение в Лодзь, даже в искаженном виде. Анелевич должен с уважением отнестись к его поступку, что бы он ни думал о мундире, который носит Ягер. Он сделал еще один осторожный глоток и подождал, пока мозги Тадеуша снова придут в рабочее состояние. Через некоторое время так и произошло.
— Теперь я вспомнил, — сказал поляк, просветлев лицом. — Правда, я не знаю, насколько этому можно верить. Как я уже сказал — это прошло через множество ртов, прежде чем дошло до меня. — Он громко и отчетливо икнул. — Только Бог, Святая Дева и все святые знают, каким путем оно добиралось.
— Ну? — сказал Мордехай, понукая Тадеуша двигаться вперед, не отклоняясь в сторону.
— Ладно, ладно. — Поляк сделал отталкивающий жест. — Если по дороге ничего не переврали, я должен сказать следующее: когда вы встретитесь с ним в следующий раз, не верьте ни единому слову, потому что он должен будет солгать.
— Он послал мне сообщение, что будет лгать? — Анелевич почесал в затылке. — Что бы это означало?
— Слава богу, это не моя проблема, — ответил Тадеуш.
Мордехай посмотрел на него, повернулся, вскочил на лошадь и, не говоря больше ни слова, поехал в сторону Лодзи.
Лесли Гровс не помнил, когда в последний раз он был так далеко от Металлургической лаборатории. Поразмышляв, он сообразил, что не разлучен с лабораторией с того дня, когда принял груз плутония, украденный вначале у ящеров, а затем у немцев — на корабле британских королевских военно-морских сил «Морская нимфа». С тех пор он постоянно жил, дышал, ел и спал с атомным оружием.
И вот теперь он находился здесь, далеко к востоку от Денвера, за многие мили от забот о чистоте графита и поперечном сечении поглотителя нейтронов (когда он изучал физику в колледже, никто даже и не слышал о нейтронах) и еще о том, чтобы не выпустить радиоактивный пар в атмосферу. Если ящеры засекут радиацию, второго шанса уже не будет — и Соединенные Штаты почти наверняка проиграют войну.
Но были и другие возможности проиграть войну — и без атомных бомб ящеров, которые могут свалиться ему на голову. Вот почему он находился здесь.