Великий перелом | Страница: 88

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Переход в челнок восхитил детеныша. Несколько раз он замечал что-то новое и говорил «это» — иногда с вопросительным покашливанием, иногда нет.

— Он говорит? — спросил Хеддош с удивлением.

— Да, — холодно ответил Томалсс. — Он научился бы говорить еще лучше, если бы мне дали продолжить мой эксперимент.

Теперь же детеныш должен будет освоить ужасные звуки китайского языка вместо элегантного, точного и — по мнению Томалсса — прекрасного языка Расы.

Лязгающий шум дверей шлюзов челнока напугал детеныша, и он плотно прильнул к Томалссу. Тот успокаивал его, как мог, все еще стараясь увидеть в случившемся светлую сторону. Единственное, что пришло ему в голову: до тех пор, пока он не получит другого только что появившегося детеныша Больших Уродов, он некоторое время может позволить себе вволю поспать.

Новые лязгающие звуки показали, что челнок отделился от звездного корабля, к которому он был пришвартован. В отсутствие центробежной силы, которая имитирует гравитацию, челнок перешел в состояние невесомости. Томалсс с облегчением заметил, что детеныш не испытывал заметного дискомфорта. Казалось, что новые ощущения он находит интересными, может быть, даже приятными. Данные показывали, что у самки Лю Хань были точно такие же реакции. Томалсс подумал, не передались ли они по наследству.

Это был долгосрочный исследовательский проект, думал он. Может быть, кто-нибудь другой сможет начать его в безопасных условиях после окончания завоевания. Он задумался: наступит ли когда-нибудь день, когда завоевание закончится и воцарится безопасность. Произошло немыслимое — Раса пошла на уступки тосевитам в переговорах. Это сделал Ппевел, согласившись на передачу им детеныша. Если вы начали делать уступки, то где же вы остановитесь? Мысль была леденящей.

Раздался рев ракетного двигателя челнока. Ускорение швырнуло Томалсса на сиденье и прижало к нему детеныша. Тот испуганно заплакал. Он снова его успокоил, хотя вес детеныша привел его в состояние, далекое от комфорта. Детеныш замолк до окончания ускорения и радостно завопил, когда вернулась невесомость.

Томалсс задумался, смогла бы самка Больших Уродов Лю Хань так хорошо обращаться с детенышем, даже если бы он находился при ней после того, как вышел из ее тела? Он сомневался.

* * *

Когда Отто Скорцени вернулся к месту расположения танкового полка, он улыбался от уха до уха.

— Счисти с подбородка перья канарейки, которую ты сожрал, — сказал ему Генрих Ягер.

Эсэсовец сделал вид, что и в самом деле вытирает лицо. Ягер не выдержал и расхохотался. Все-таки у Скорцени был стиль. Проблема состояла в том, что было слишком много всего остального.

— Свершилось, — прогудел Скорцени. — Евреи клюнули на эту историю, как простодушная красотка, бедные проклятые дураки. Они прикатили телегу, чтобы перевезти подарок, и пообещали, что проскользнут с ним мимо ящеров. Я рассчитываю, что они управятся лучше, чем я сам. А как только они это проделают…

Ягер откинул назад голову и провел указательным пальцем по горлу. Скорцени кивнул, хмыкнув при этом.

— На какое время поставлен таймер? — спросил Ягер.

— На послезавтра, — ответил Скорцени. — То есть у них будет достаточно времени, чтобы доставить бомбу в Лодзь. Бедные глупые ублюдки. — Он покачал головой, возможно, даже выражая искреннюю симпатию. — Я удивлюсь, если узнаю, что кто-нибудь когда-то в прошлом проделал такую большую работу для самоубийства.

— Масада, — ответил Ягер, выкопав название из давно прошедших времен — еще до Первой мировой войны, — когда он хотел стать археологом и изучать Библию. Он понял, что для Скорцени это ничего не значит, и объяснил: — Это целый гарнизон, в котором воины перебили друг друга, вместо того чтобы сдаться римлянам.

— На этот раз их будет больше, — сказал эсэсовец. — Гораздо больше.

— Да, — рассеянно ответил Ягер.

Он не мог понять: Скорцени ненавидит евреев по убеждению или потому, что получил приказ ненавидеть их? В конце концов, какое это имеет значение? Он в любом случае проявлял бы по отношению к ним такую же гениальную жестокость.

Дошло ли его послание до Анелевича? Ягер не переставал думать об этом после встречи в лесу. Анелевич тогда не подал ему руки. Значит, он получил послание и не поверил ему? Или он получил его, поверил, но не смог убедить своих товарищей, что оно правдиво?

Способа проверить нет, тем более — отсюда. Ягер покачал головой. Скоро он все узнает. Если евреи в Лодзи послезавтра погаснут, как множество свечей, значит, его послание было сочтено лживым.

Скорцени обладал звериной настороженностью.

— В чем дело? — спросил он, видя, как Ягер качает головой.

— Да так, ничего. — Полковник-танкист надеялся, что его голос прозвучал обычно. — Думаю о сюрпризе, который они получат в Лодзи — так, немного.

— Если немного, то хорошо, — сказал Скорцени. — Глупые бараны. Они ведь знают, что лучше не доверять немцам, но нет — они идут прямо в пасть. — И он сардонически заблеял. — И кровь агнца будет на дверях всех домов.

Ягер смотрел с удивлением: он не мог представить Скорцени знатоком Священного Писания. Штандартенфюрер СС хмыкнул.

— Фюрер мстит евреям, но кто знает? Мы ведь убьем и сколько-то ящеров.

— Все будет еще лучше, — ответил Ягер. — Ты вырвешь сердце из заселенного людьми района Лодзи, и после этого ничто уже не удержит чешуйчатых сукиных сынов от выхода из города. Они смогут ударить по нашим базам севернее и южнее Лодзи и разрезать нас пополам Вот это слишком высокая цена за месть фюрера, если хочешь знать мое мнение.

— Твое мнение никого не интересует. В отличие от мнения фюрера, — сказал Скорцени. — Он сказал мне это сам — он хочет, чтобы эти евреи были мертвыми евреями.

— Могу ли я спорить? — сказал Ягер.

Ответ был простым: он не мог. Поэтому он сделал попытку обойти личный приказ фюрера, так ведь? Что ж, если кто-нибудь когда-нибудь обнаружит, что он сделал, он в любом случае будет мертвым. Мертвее мертвого он не станет. «Нет, но они могут сделать долгим процесс превращения живого в мертвого», — подумал он, проникаясь тревогой.

Он бросился на землю за мгновение до того, как подсознательно услышал свист снарядов, летящих с востока. Скорцени растянулся возле него, закрывая руками шею. Где-то неподалеку кричал раненый. Обстрел длился около пятнадцати минут, затем прекратился

Ягер поднялся на ноги.

— Нам надо переместить лагерь! — закричал он. — Они знают, где мы находимся. Нам на этот раз повезло — насколько я понял, это были обычные снаряды, а не эти их особые штуки, которые плюются минами по большой площади, так что и люди, и танки не осмеливаются высунуться из щелей. По всем признакам, этих маленьких красавиц у них теперь не хватает, но они их применят, если поймут, что выигрыш того стоит. Мы этого им не позволим.