Позже, когда братья сидели в маленьком тесном андроне, Соклей сказал:
— Знаешь, тебе повезло, что ты все еще дышишь.
— Да, мне тоже пришло это в голову, — признался Менедем.
— Почему ты это сделал? — спросил Соклей.
— Сделал что? Побежал? Потому что я хотел продолжать дышать, вот почему, — ответил Менедем.
Соклей раздраженно фыркнул.
— Ты принимаешь меня за дурака? Ты отлично знаешь, о чем я. Почему ты снова пошел к Филлис? Первый раз не в счет, потому что тогда ты не знал, что она не рабыня.
— Спасибо тебе большое за проявленное снисхождение, — ответил Менедем.
Соклей снова фыркнул и на этот раз посмотрел на брата так свирепо, что Менедем решил, что лучше ответить, хотя это было нелегко.
— Почему? Да потому что мне так хотелось. И это было весело, и я думал, что мне все сойдет с рук.
— Я уверен, ты рассуждал точно так же и в Галикарнасе, — заявил Соклей. — Сколько тебе нужно получить уроков, прежде чем ты поймешь, что так себя не ведут? Что должно случиться, чтобы ты наконец это понял?
— Не знаю, — обиженно ответил Менедем.
Умеют же некоторые поджаривать людей на горячих углях — сам отец Менедема сделал бы это лишь ненамного лучше Соклея. Филодем отличался вспыльчивым нравом (в этом отношении Менедем пошел в него), но вот Соклей казался скорее самодовольным и уверенным в своей правоте.
— Однажды какой-нибудь муж поймает тебя прямо на своей жене, и тогда… — Соклей полоснул себя большим пальцем по горлу. — И уверен, многие скажут: Менедем получил то, что ему причитается.
— Если я успею получить то, что мне причитается, обманутый муж уже не поймает меня прямо на своей жене. — Как ни болела у Менедема лодыжка, он и тут сумел ухмыльнуться.
— Ты просто невозможен! — воскликнул Соклей, и его двоюродный брат кивнул, будто получил комплимент.
— Теперь мы готовы отплыть? — спросил Соклей.
Из каких бы соображений он этим ни интересовался, то был деловой вопрос.
Менедем снова кивнул.
— Да.
— Слава богам, — проговорил Соклей.
* * *
Ламахий ухмыльнулся, увидев входящего Соклея.
— Должен ли я выяснить, хочет ли Майбия тебя видеть? — спросил он.
— Да, будь так добр.
Соклей всеми силами старался не обращать внимания на презрение хозяина борделя.
Ламахий сделал жест рабыне, и та отправилась в комнату кельтской девушки.
Соклей окликнул ее:
— Скажи Майбии, что мы скоро уплываем.
Рабыня, италийка, кивнула, чтобы показать, что слышала.
Ламахий подбоченился.
— Я тут гадал, не захочешь ли ты ее купить, чтобы взять с собой, — сказал он. Под «гадал» он, без сомнения, подразумевал «надеялся». — Очевидно, ты очень сильно к ней привязался. Я мог бы назначить сходную цену.
— Нет, спасибо. — Соклей покачал головой. — Женщина на борту торгового судна принесет больше беды, чем пользы.
— Но сделка… — начал Ламахий.
Прежде чем он успел разразиться красноречивым описанием своего товара, вернувшаяся рабыня сказала Соклею:
— Она тебя примет, господин. — В ее голосе тоже слышалось легкое презрение.
Майбия была рабыней в борделе, но распоряжалась свободным человеком. Если это не постыдно, что же тогда может считаться постыдным?
— Подумай о сделке, — сказал Ламахий, когда Соклей поспешил к любовнице. — Может, ты сумеешь заставить своих моряков скинуться, если не хочешь придержать Майбию только для себя. И тогда вы сможете делить ее в море.
— Это плохо скажется на дисциплине, — ответил Соклей через плечо.
«Владелец борделя, — подумал он, — стал бы великолепным евнухом. Если бы парень, который кастрировал его, заодно отрезал бы ему и язык…»
Юноша открыл дверь в комнату Майбии, и кровожадные мысли мигом вылетели у него из головы.
Сегодня кельтка облачилась в тунику из косского шелка, в которой выглядела даже соблазнительней, чем если бы была совершенно голой.
— Правду сказала Фабия, что ты скоро уезжаешь? — спросила она.
— Да, это правда. — Соклей закрыл за собой дверь. — Я буду по тебе скучать. Больше, чем мог себе представить.
— Но недостаточно, чтобы взять меня с тобой, — вздохнула Майбия.
Благодаря тонкому шелку туники вздох стоил того, чтобы на него посмотреть.
— Хотя ты сказал — нет, я надеялась, что ты сможешь. Я была бы хороша для тебя, Соклей, — ты знаешь!
Майбия и впрямь была бы хороша, пока он обращался бы с ней так, как ей того хотелось. Или пока не нашла бы другого, который обращался бы с ней еще лучше. Соклей не винил девушку в том, что она хочет спастись от Ламахия. Кто бы на ее месте этого не захотел? Но все равно он покачал головой.
— Прости. Я уже все тебе объяснил. Я с самого начала тебе не лгал.
— Это правда, — сказала она, и Соклей самодовольно подумал, что он играет по правилам — и все равно выигрывает.
Но Майбия тут же опрокинула его самодовольство.
— Да, это правда, но не та правда, которая мне годна. Я все еще буду здесь, теперь все еще буду с любой негодяй, который с серебром. А почему тебе должно быть до этого дело? Ты получил свое веселье.
Так ли уж важно, что ты играешь по правилам, если эти правила тебе на руку? Майбия была всего-навсего женщиной, всего-навсего варваркой, всего-навсего рабыней; она не имела права заставлять Соклея чувствовать себя несчастным. Но каким-то образом ей удалось это сделать.
— Вот, — сказал Соклей грубо и вручил ей прощальный подарок: пять тяжелых тарентских тетрадрахм. — Надеюсь, это лучше, чем ничего. — Он собирался произнести это с сарказмом, но на самом деле его реплика получилась скорее похожей на извинение.
Майбия взяла серебряные монеты, и они тотчас исчезли из виду Соклея. Если ей повезет, они исчезнут и для Ламахия.
— Лучше, чем ничего? — повторила она. — Конечно, это лучше. На что я надеялась?
Она вздохнула и покачала головой, потом посмотрела на юношу краешком глаза.
— Полагаю, ты захочешь еще раз, ради прощания?
— Ну… — Соклей не смог удержаться, чтобы не скользнуть взглядом по соблазнительным изгибам ее тела.
«Я мог бы отказаться, — подумал он. — И тогда почувствовал бы себя добродетельным».
И засмеялся: какая уж добродетель в борделе! К тому же он и вправду очень хотел Майбию.
В результате Соклей пошел с самим собой на компромисс:
— Как хочешь. Серебро в любом случае будет твоим.