Соклей уставился на него.
— Это самый логичный довод в пользу нелогичности, который я когда-либо слышал, — наконец проговорил он.
— И снова — спасибо, — ухмыльнулся Менедем.
Он выиграл второй раунд и прекрасно это знал.
* * *
Когда они снова явились к вечеру в маленький город Лаос, к пирсу был пришвартован корабль, настолько похожий на судно Лептиния, что Соклей подумал: а не обогнал ли каким-то образом пухлый шкипер «Афродиту»? Но шкипером этого судна оказался костлявый парень по имени Ксенодок.
— Если у вас больше жадности, чем ума, — сказал Ксенодок, — вы, может, захотите побыстрее попасть в Регий.
Соклей надеялся, что у него ума все-таки больше, поэтому ужаснулся, услышав, как Менедем заинтересованно спрашивает:
— Вот как? Почему?
— Потому что люди Агафокла из Сиракуз собирают там флот, груженный зерном, — ответил Ксенодок. — Этот флот намерен проскользнуть мимо карфагенского флота в голодающие Сиракузы. Агафокл заплатит за зерно боги знают сколько сверх общепринятой цены, даже за зерно, погруженное на маленькое захудалое судно вроде вашего.
— А что он заплатит, если нас схватят карфагенцы? — спросил Соклей.
— На кону судьба Сиракуз, — ответил Ксенодок.
Соклей посмотрел на двоюродного брата. Ему не понравился блеск в глазах Менедема. Поэтому он многозначительно сказал:
— На кону судьба нашего судна.
— Я знаю, — нетерпеливо ответил Менедем. — Но помни, мы в любом случае должны пройти мимо Регия.
Соклей это помнил. Сердце его упало.
Менедем был похож на ребенка, получившего новую игрушку.
— На этом рейсе наша семья разбогатеет! — сказал он. — Мы загрузим «Афродиту» зерном так, что до края борта останется всего один палец, и сбудем это зерно по такой цене, по какой сбыли бы самое дорогое вино. Что может быть лучше?
Соклей, само собой, был похож на мать, наблюдающую, как ее сын играет с настоящим мечом, который он принял за игрушечный.
— Что может быть лучше? — повторил Соклей. — Не быть потопленным — вот что может быть лучше. А еще — не быть пойманным. Не быть убитым. Не быть проданным в рабство. Не быть кастрированным. Дай мне немного времени, и я, наверное, смогу вспомнить, что еще может быть лучше.
— Чепуха!
Менедем понимал — это не чепуха, но предпочитал особо не задумываться. Если слишком много думать, еще станешь таким, как Соклей. Трудно было вообразить менее привлекательную участь — или, если уж на то пошло, менее интересную судьбу.
Когда порывистый, горячий ветер с севера гнал «Афродиту» вперед к Регию, Соклей непрерывно хмурился. Честно говоря, он чуть ли не колотил ногой по планкам бака, сдерживаясь из последних сил.
— Это как раз не чепуха! А вот то, что ты хочешь сделать, — полная чушь! Мы и так уже отлично заработали. Ты идешь на бессмысленный риск.
— Все будет в порядке. — Менедем очень старался говорить успокаивающе. — Судя по словам Ксенодока, у Регия соберется целый флот. Эти грязные карфагенцы не смогут захватить все суда.
— Не смогут? — вопросил Соклей. — А разве сам Ксенодок отправился в Сиракузы? Ничего подобного! Он поплыл в другую сторону. И я бы хотел, чтобы мы поступили так же.
— Ты слишком беспокоишься, — заявил Менедем. — Ты прыгал как сумасшедший, когда мы собирались заглянуть на мыс Тенар, но там все обошлось благополучно. Почему же теперь все должно обернуться бедой?
— Когда мы остановились у мыса Тенар, мы не попали прямиком в пекло войны, — ответил его двоюродный брат. — Ты просто напрашиваешься на беду.
— Ветер должен быть попутным доля нас и встречным для карфагенцев, — заметил Менедем. — Мы просто скользнем прямо в гавань Сиракуз вместе со всеми остальными судами — и если варвары погонятся за нашим флотом, им будет легче поймать крутобокие суда, чем наш акатос.
Соклей сердито выдохнул.
— Ладно. Ладно, ради всех богов! Ты собираешься действовать как идиот — я вижу. Ты жаждешь этого так же, как жаждал овладеть женой тарентца. Но пообещай мне хотя бы одно…
— Что именно? — спросил Менедем.
— Если Ксенодок ошибся и никакой торговый флот не собирается у Регия, ты не будешь грузить «Афродиту» зерном и не попытаешься в одиночку проскользнуть в Сиракузы.
— А ведь в одиночку у нас, может, были бы шансы выше, — заметил Менедем.
Потом увидел, насколько взбешен Соклей, и вскинул руки вверх.
— Хорошо. Если там нет никакого флота с зерном, мы двинемся домой. Вот. Теперь ты доволен? Успокоился?
— Доволен? Нет, — ответил Соклей. — Я не успокоюсь до тех пор, пока мы и в самом деле не отправимся домой. Но это уже немного лучше… Чуть-чуть лучше, чем ничего.
Менедем так не считал. Чем дольше он обдумывал возможность потихоньку проскользнуть в одиночку в Сиракузы мимо карфагенского флота, тем больше ему нравилась эта затея. Да историю о таком приключении можно будет с успехом рассказывать всю оставшуюся жизнь, но он дал слово и собирался его сдержать.
«Надеюсь, Ксенодок нас все-таки не обманул и в Регии есть флот», — подумал он.
Менедем был достаточно честен с самим собой, чтобы признать: Соклей прав. Ему и в самом деле сейчас хотелось пробраться в Сиракузы не меньше, чем совсем недавно хотелось овладеть игривой молодой женщиной, чужой супругой, которую он случайно увидел.
— Помни, — проговорил Соклей, — что бы ты ни предпринял, ты не должен рисковать судном.
— Я не собираюсь рисковать судном, — огрызнулся Менедем — ему не нравилось, что брат с ним так говорит. — И между прочим, именно я решаю, когда судно подвергается риску, а когда нет. Я, а не ты. Понял, о почтеннейший?
— Да, понял. — Соклей скривился, словно отведал протухшей рыбы.
Он устремился вниз с юта, а потом отправился на нос.
«Взбесился, — подумал Менедем. — Взбесился, как Аякс, не получивший доспехов Ахиллеса. Всякий, кто предпочитает возиться с птенцами павлина, вместо того чтобы стоять тут и разговаривать, просто сумасшедший».
Птенцы павлина!
Менедем просиял.
— Эй! Соклей! — окликнул он брата.
Тот неохотно повернулся к нему.
— Что?
— Как ты думаешь, сколько можно выручить за молодого павлина в Сиракузах?
— Не знаю, — ответил Соклей. — А сколько, как ты думаешь, они стоят в Карфагене?
И, довольный тем, что последнее слово осталось за ним, он поднялся на маленький бак.
* * *
Направляя «Афродиту» в гавань Регия, Менедем тревожно осматривал причалы. Если бы он не увидел, что здесь царит большее оживление, чем обычно, он поплыл бы обратно к Родосу.