— Аристид, иди на нос! — крикнул Менедем. — Если в той гавани притаились пираты, ты должен первым их заметить, пока они не заметили нас.
— Вряд ли там могут быть пираты, шкипер, — сказал Диоклей, когда Аристид ушел вперед. — На Лебинтосе почти нет пресной воды. Если окажется, что на нем живет больше одной семьи рыбаков, я очень удивлюсь.
— И я тоже, — ответил Менедем. — Но мне не нужны неприятные сюрпризы.
С этим келевст не мог поспорить — и не стал.
Однако маленькая, укрытая от ветра гавань оказалась пустой, если не считать береговых птиц, взмывших в белокрылые облака, когда «Афродита» очутилась на берегу. Берег выглядел таким пустынным, что Менедем подумал — а не откладывают ли и здесь яйца морские черепахи.
«Пошлю-ка я несколько человек, чтобы они потыкали палками в песок», — подумал он.
Подошел Соклей.
— Лебинтос, — сказал он, выговаривая название острова, как человек, который пробует языком, не застряли ли у него между зубов кусочки пищи. И тут же добавил: — Если не ошибаюсь, именно мимо этого острова пролетел Икар по пути на север после того, как покинул Крит? — Он был в своем репертуаре.
Менедем посмотрел на небо, где скоро должны были появиться звезды.
— Не знаю, — ответил он. — Если бы Икар пролетал мимо, он, вероятно, всего разок взглянул бы на остров — и помочился бы на него с высоты.
— Грубиян, — засмеялся Соклей.
Похоже, он забыл, что ему полагается сердиться на Менедема, а тот ему об этом не напоминал.
— Верно, — сказал Менедем. — Но в любом случае такое вполне могло случиться на самом деле. Может, именно поэтому остров унылый и бесплодный.
Его двоюродный брат снова засмеялся, но потом посерьезнел.
— Если на Лебинтосе и впрямь кто-то живет, здешние обитатели вполне могли бы превратить твою историю в миф, чтобы объяснить, почему тут не может жить много народу.
Это имело определенный смысл, но Менедему не слишком нравилось разводить философию.
— Ты только что назвал меня грубияном, — заметил он, — хотя я просто отпустил глупую шутку. Но ты сейчас, похоже, говорил всерьез.
— А тебе не кажется, что именно так и зарождается множество мифов? — спросил Соклей. — Я имею в виду — что мифы появляются в качестве объяснения существующего порядка вещей?
— Может быть. Но я никогда особо об этом не беспокоился, — ответил Менедем. Мысль о том, что о мифах можно спросить: «Почему так?», словно о сломавшемся колесе телеги, заставляла его нервничать. — Мифы — это просто мифы, вот и все.
— Ты и в самом деле так думаешь? — спросил Соклей.
Даже в полумраке было видно, как засияли его глаза.
«О-ей, — подумал Менедем. — Я затеял спор на тему, которая его интересует. Удастся ли мне вообще поспать этой ночью?»
— Откуда ты можешь знать наверняка, пока не исследуешь мифы? — продолжал Соклей.
Пытаясь отвлечь двоюродного брата, Менедем со смехом сказал:
— Ты говоришь так, будто только что явился из мыслительной лавочки Сократа в «Облаках».
Это не сработало. Менедему следовало бы сразу догадаться, что не сработает.
— Ты знаешь, что я думаю об Аристофане из-за этой пьесы, — сказал Соклей.
Они спорили насчет «Облаков» и раньше. Негромко вздохнув, Менедем кивнул.
— Да, знаю.
Он сделал другую попытку, на этот раз указав на небо на востоке:
— Вон блуждающая звезда Зевса. — И ткнул двоюродного брата локтем под ребро. — И чем еще она может быть, по-твоему, кроме как блуждающей звездой Зевса?
— Не знаю, — признался Соклей. — Но мы не в силах к ней приблизиться, чтобы ее исследовать, поэтому откуда можем знать наверняка? — Он кинул на Менедема лукавый взгляд. — Возможно, Икар сумел бы дать тебе лучший ответ.
— Тот ответ, который он дал бы насчет солнца? Вот что он получил, подлетев к солнцу слишком близко.
Менедем устроил целую пантомиму, изобразив падение с большой высоты, а потом, вместо того чтобы плюхнуться в море, рухнул на песок.
— Ты невозможен!
Но Соклей невольно засмеялся.
К Менедему подошел моряк с шестом в руке.
— Не похоже, чтобы на этом берегу были черепашьи яйца.
— Ну что ж, — пожал плечами Менедем. — У нас достаточно хлеба, масла и сыра для ситоса и скромного опсона и хватит воды, чтобы разбавить вино. Для одной ночи, которую мы проведем на берегу, это очень даже неплохо.
В стороне от «Афродиты» моряки подкармливали два костра сухими ветками кустарника. Менедем сомневался, что ночь будет очень холодной, но огонь всегда придавал стоянке уют.
Чуть позже один из гребцов, вооружившись бронзовым крючком и леской, выудил из моря рыбу, и вскоре она уже запекалась над костром.
Дома, на Родосе, Менедем отворотил бы нос от такого скромного ужина, но во время путешествия он все ел с аппетитом. Он как раз сплевывал на песок оливковую косточку, когда подошедший Соклей спросил:
— Куда двинемся завтра?
— Я думаю, к Наксосу, — ответил Менедем. — Не знаю, успеем ли мы за день туда добраться — до острова где-то около пяти сотен стадий, — но если и не успеем, то будем там утром послезавтра.
— У нас на борту хватит воды, чтобы провести целый день в море? — спросил Соклей.
Менедем кивнул.
— На один день хватит. Но вот на два… Это вряд ли. Но когда мы придем на Наксос, можно будет запастись водой в тамошнем порту. Из всех островов Кикладского архипелага Наксос — самый многоводный.
— Верно, — согласился Соклей. — Его никак не сравнишь с этим Лебинтосом, похожим на сухую шелуху.
Менедем пожал плечами.
— Имейся здесь пара источников, тут могли бы свить гнездо пираты. Ведь, с одной стороны, Лебинтос окружен морем, а с другой — лежит достаточно близко от прочих островов, чтобы с него можно было совершать набеги. Однако при нехватке воды эти ублюдки не могут здесь задержаться.
Соклей вздохнул.
— Думаю, ты прав, мой дорогой. Скверно, что мы должны беспокоиться о таких вещах.
— Само собой, скверно, — ответил Менедем. — А теперь я собираюсь доесть ужин и отправиться спать.
Он гадал, не придется ли ему выразиться более резко — Соклей не всегда понимал намеки. Но его двоюродный брат ответил:
— Хорошо, — и тоже облюбовал местечко на песке, где можно прилечь.
Менедем завернулся в гиматий: дневное тепло улетучивалось из воздуха быстрей, чем он ожидал.
Когда он в следующий раз открыл глаза, на восточной части небосклона уже разгорался рассвет.