— Отличная работа, шкипер! У большинства этих брошенных катамитов не хватает храбрости для настоящего боя.
— На это я и рассчитывал, — ответил Менедем. — Но тот усатый сукин сын заставил-таки меня понервничать. Я уж гадал, не захочет ли он и вправду подраться.
Менедем возвысил голос, чтобы все на борту могли его слышать:
— Давайте поприветствуем Соклея, который попал в пирата с первой же стрелы!
Гребцы, конечно, ничего этого не видели: они смотрели назад, в сторону кормы. Радостный крик, которым они приветствовали своего тойкарха, прозвучал еще громче, чем крик в честь самого Менедема: теперь люди успели слегка отдышаться.
Менедема развлекало зрелище того, как Соклей, все еще стоя на баке, помахал гребцам — чего те тоже не могли видеть — и проговорил, запинаясь:
— Спасибо большое.
«Даже когда у Соклея есть повод сиять от гордости, он, похоже, не знает, как это делается», — весело подумал Менедем.
Держа в руках лук и колчан, Соклей вернулся на корму, и Менедем приветствовал его строкой из «Илиады»:
— Радуйся, в народе ахейском самый первый стрелец!
— Я не первый, ты же знаешь, — ответил Соклей со своей обычной беспощадной честностью. — Ты стреляешь лучше меня, хоть и ненамного. А попасть в цель, стреляя в движущуюся мишень с качающегося судна, — это скорее удача, чем проявление мастерства.
Все это было правдой, но сейчас не имело никакого значения.
Менедем покачал головой.
— Ты так легко не отделаешься, мой дорогой. Нравится тебе или нет, но ты — герой!
Сам бы он наслаждался шумными приветствиями и выражениями восторга. Чего стоит человек, которого не хвалят товарищи? На взгляд Менедема — не многого. Но Соклей покраснел, как красивый юноша, к которому впервые пристал с докучливыми просьбами старший.
Менедем подавил вздох. Временами скромность его двоюродного брата заходила слишком далеко.
* * *
Пролив, разделявший острова Андрос и Эвбея, имел дурную славу, однако сейчас, когда по нему шла «Афродита», воды его оставались более-менее спокойными. Так как Эвбея лежала по правую руку от судна, а берег Аттики — по левую, Соклей позволил себе облегченно вздохнуть.
— Теперь нам не надо больше беспокоиться о пиратах, — заметил он.
Менедем покачал головой.
— Еще как надо. Разве ты не собираешься возвращаться?
Увидев прихлынувшую к щекам двоюродного брата краску, Менедем сжалился над ним.
— Но должен сказать, я и сам не жалею о том, что нахожусь на подветренной стороне Эвбеи.
— И я не жалею, — сказал Соклей.
Длинный, узкий остров лежал, как щит, к северо-востоку от Аттики.
— Завтра мы будем в Халкиде.
— Я тоже на это рассчитываю, — ответил Менедем и начал цитировать список кораблей из «Илиады»:
Но народов эвбейских, дышащих боем абантов,
Чад Эретрии, Халкиды, обильной вином Гистиеи,
Живших в Коринфе приморском и в Диуме, граде высоком
Стир населявших мужей, и народ, обитавший в Каристе,
Вывел и в бой предводил Элефенор, Ареева отрасль,
Сын Халкодонов, начальник нетрепетных духом абантов.
Он предводил сих абантов, на тыле власы лишь растивших,
Воинов пылких, горящих ударами ясневых копий
Медные брони врагов разбивать рукопашно на персях.
Сорок черных судов принеслося за ним к Илиону. [4]
— Старые города, — пробормотал Соклей.
Но смотрел он на запад, в сторону Аттики — туда, где лежала земля, на которую ему хотелось попасть.
— Вон там находится город, не такой уж старый, — показал он, — однако имя которого проживет так же долго, как имя Трои: Марафон.
Менедем мало интересовался историей, однако ему было известно это название.
— Там афиняне преподнесли персам первый урок, показав, каково покушаться на свободу эллинов, — сказал он.
Соклей кивнул:
— Верно.
Да, так и было на самом деле, хотя все обстояло не так уж просто. Вплоть до Марафонской битвы персы с завидной регулярностью выигрывали сражения против эллинов, но сейчас никто не желал вспоминать про те дни.
— Ты знаешь историю Фейдиппида? — спросил Соклей.
— О да, — ответил его двоюродный брат. — Этот парень пробежал от Марафона до Афин, чтобы принести весть об исходе битвы, выдохнул: «Радуйтесь, мы победили!» — и упал мертвым.
— Верно. Когда я жил в Афинах, я один раз специально отправился в Марафон, чтобы увидеть собственными глазами, как выглядит поле битвы. Я потратил на путешествие большую часть дня — а я ехал на муле; столько же занимает длинный дневной переход гоплита. Неудивительно, что Фейдиппид рухнул мертвым, пробежав такое расстояние без передышки.
— Да тебе-то зачем понадобилось проделать весь этот путь? — изумился Менедем.
— Я уже сказал — мне хотелось увидеть все самому.
— Да на что там смотреть — место как место, — заявил Менедем. — Ведь битва произошла много лет назад.
Они уставились друг на друга, и лица их выражали одинаковую степень непонимания.
Пожав плечами, Менедем снисходительно заметил:
— Что ж, каждому — свое. Думаю, я зайду в порт Рамнунт, что за Марафоном на аттической стороне пролива. Там якорная стоянка лучше, чем на эвбейской стороне.
— Ты пытаешься свести меня с ума, так ведь, дорогой? Одно из двух: или пытаешься свести с ума, или искушаешь, побуждая меня прыгнуть за борт, — сказал Соклей.
Менедем засмеялся.
Соклей и впрямь шутил. Ясное дело, он не сунет череп грифона под мышку и не побежит, подобно Фейдиппиду, в Лицей.
«Разумеется, не побегу, — подумал Соклей, — как бы сильно мне этого ни хотелось».
— Недалеко от побережья у деревни Рамнунт есть храм Немезиды со статуей богини, высеченной из глыбы паросского мрамора, — продолжал Соклей, частично под впечатлением предыдущего разговора. — Этот мрамор персы принесли с собой, чтобы сделать в честь своей победы монумент и водрузить его в Афинах. Некоторые говорят, что статую изваял Фидий, другие — что Агоракрит.
— Ты видел ее? — поинтересовался его двоюродный брат.
— О да, по дороге в Марафон я останавливался там. Это прекрасная статуя Немезиды в короне с орнаментом из крошечных Побед и оленей. В одной руке богиня держит чашу с вырезанными на ней рельефными фигурками эфиопов, а в другой — яблоневую ветвь.
— Фигурки эфиопов? А почему именно их?