— Что ты делаешь и зачем?
— Пытаюсь обсушиться перед встречей с наместником, — ответил Арминий.
Как он и ожидал, упоминание имени Вара тут же охладило Аристокла, но германец все-таки добавил:
— Прошу прощения.
Если хочешь, чтобы тебя считали другом и союзником, надо вести себя соответственно… Будь оно все проклято!
Аристокл поспешил в глубь шатра, несомненно, собираясь сообщить Вару о прибытии германца. Арминий слышал их голоса из-за перегородки, но смысла слов, приглушенных плотной тканью, разобрать не мог. Потом раб вернулся со словами:
— Прошу сюда.
Когда грек привел Арминия к Вару, тот, как частенько случалось, что-то писал.
Арминий поздоровался и замер в ожидании.
Вар с видимым облегчением отложил перо и поднялся из-за складного стола, за которым работал. У всех высокопоставленных римских командиров в Паннонии имелись такие столы, поскольку считалось, что весь командный состав в империи обязан уметь читать и писать. Арминию это казалось странным. Но сейчас германца интересовало совсем другое.
Вар обрадованно подался к нему и крепко пожал руку, напомнив, что римляне не такие уж слабаки, хоть и уделяют слишком много времени и внимания своей драгоценной писанине.
— Добро пожаловать, добро пожаловать, трижды добро пожаловать! — приветливо произнес Вар.
После чего, повернувшись к Аристоклу, спросил:
— Почему бы тебе не принести нам вина?
— Мы еще не получили вино, ведь обоз пока не разгружен, — ответил Аристокл.
Такой ответ дал Арминию возможность усвоить пару латинских фраз, каких он никогда раньше не слышал.
Вар тяжело вздохнул и с видом человека, добровольно приносящего себя в жертву на алтаре дружбы, промолвил:
— Ну, тогда принеси пива.
— Слушаюсь, господин, — ответил Аристокл, благоразумно не прибавив ни слова.
Арминий, разумеется, ничего не имел против пива. Да и как могло быть иначе, ведь он начал пить пиво, едва был отнят от материнской груди. Но не успел он ничего сказать, как снова заговорил Вар:
— Жуткая погода! Нам повезло, что подводы вообще сюда добрались!
— Так точно! — с готовностью отозвался Арминий.
Он тут же пожалел, что пытался стряхнуть с себя воду. Ведь он хотел… Ему нужно было напоминать Вару, как мокро и дождливо снаружи. Германец подавил вздох. Что толку сокрушаться, тут уж ничего не поделаешь.
— Ты, должно быть, любишь мокреть не больше нас, — продолжал Вар.
— В это время года в здешних краях случаются дожди, — проговорил Арминий, всем своим видом стараясь подтвердить справедливость своего замечания. — Мы, конечно, стараемся к ним привыкнуть. По ту сторону холмов климат лучше. Не то чтобы совсем хороший, но лучше, чем здесь.
Он не хотел внушать римлянину слишком больших надежд. На самом деле погода по обе стороны гряды была одинаковой.
— Да, хуже точно быть не может, — пробормотал Вар. — Хуже просто некуда.
Арминий, однако, полагал, что римлянин глубоко не прав: ближе к морю дождей было больше, солнечного света меньше, а кое-где даже летом туманы не рассеивались по многу дней подряд. Но Вару незачем было об этом знать.
Вернувшийся Аристокл подал пиво так торжественно, словно то было лучшее фалернское вино. Арминий поднял свою чашу и провозгласил тост:
— Твое здоровье, наместник.
— Твое здоровье! — эхом отозвался Вар.
Они выпили. По мнению Арминия, пиво было превосходным. Римский наместник храбро отпил крохотный глоточек и даже почти не перекосился, как обычно делали пробующие пиво римляне.
— Я пробовал и похуже, — пробормотал Вар.
— Неплохое пиво, — промолвил Арминий. — Не такое сладкое, как вино, но очень даже неплохое.
«Варвар».
Не Квинтилий Вар, а Аристокл произнес это слово — беззвучно, одними губами. Арминия раб не столько задел, сколько позабавил. Он знал, что Аристокл смотрит свысока даже на римлян, считая варварами всех негреков. И это несмотря на то, что римляне давным-давно покорили его народ, властвовали над его страной и сам он являлся такой же собственностью римлянина, как письменный стол. Ну и что же? Для Аристокла все это было несущественными подробностями, не менявшими сути дела.
— Ты должен рассказать мне побольше о дороге севернее холмов. О том, что нас ждет, если мы двинемся по предложенному тобой пути, — промолвил Квинтилий Вар, отпив еще глоток и ухитрившись не поморщиться. — Сильный дождь может помешать нам направиться к реке. Если дорогу размоет, мы увязнем, утратим подвижность и, боюсь, к этим бедам добавятся нападения диких германцев.
— Они просто не понимают, что им самим, их детям и детям их детей будет лучше житься под властью Рима, — заметил Арминий, который тоже этого не понимал, да и не хотел понимать, о чем Вару знать не следовало… пока.
— Вот именно! — просиял римский наместник. — Не понимают! Требуется время, чтобы они сами в этом убедились. Взять хотя бы галлов — они тоже не сразу поняли, в чем их благо, но теперь привыкли и вполне счастливы.
— Не сомневаюсь, командир!
Арминий не лгал. Германцы были весьма невысокого мнения о галлах. Соплеменники Арминия снова и снова вторгались к галлам и били их раз за разом… Пока римляне не вышли к Рейну, а потом еще хуже того — не перешли его.
Что ж, если Арминий сумеет расправиться с римскими легионами, он тоже не остановится у реки. Много ли римских войск останется вдоль Рейна после того, как римлян разгромят в сердце Германии? Хватит ли этих войск, чтобы остановить армию, воодушевленную победой, распаленную гневом, алчущую богатств, которыми владеют римляне и галлы? Арминий сомневался, что хватит.
— Поговори с моими военными советниками, — сказал Вар. — Опиши им во всех подробностях твою дорогу, приведи все мельчайшие детали, какие сможешь припомнить. Перечисли всё, что касается расстояний, возможных мест привалов, источников воды, поддержания снабжения легионов на марше — всё. Если, детально рассмотрев маршрут, советники найдут его приемлемым, будь я проклят, коли в этом году мы не вернемся домой новым путем!
— Будет исполнено, наместник. Я повинуюсь тебе во всем, как сын, — заверил Арминий.
Глаза Вара затуманились от избытка чувств, и Арминий понял, что нашел к нему правильный подход. Римлянин говорил о своем сыне и о том, что Арминий напоминает ему этого молодого человека. Конечно, Арминию следовало бы воспринять слова наместника как оскорбление, а не как похвалу. До известной степени он так их и воспринял, но ради пользы дела готов был стерпеть что угодно. Что угодно! Все, что угодно, лишь бы Вар ему поверил!
Глядя издалека на валы Минденума, этого островка римского порядка и дисциплины в бурном германским море, Сегест уныло вздохнул.