Ланиус, который не всегда слышал подтекст в том, что говорили другие люди, наконец понял, в чем дело.
– Нет, – торопливо произнес он. – Нет конечно. Сосия внимательно смотрела на него.
– Это ты сейчас так говоришь. Почему я должна тебе верить?
Он начал объяснять, почему не видит большого смысла лгать ей, особенно теперь, когда Кристаты нет поблизости, нет в его жизни. Это был не тот ответ, которого она ждала.
Ему понадобилась не одна секунда, чтобы понять, какого сорта ответ она хочет от него.
Спустя какое-то время он сказал:
– Вот. Теперь ты видишь?
Они лежали рядом, обнаженные, потные, хотя снег покрывал подоконники. Иногда ответы не требуют слов.
– Может быть, – неохотно сказала жена.
– Ну, тогда я еще раз покажу тебе это!
После второго показа Ланиус сразу уснул. Когда он проснулся, было светло. Он зевнул и с удовольствием потянулся. Сосия уже встала. Она кивнула ему, не говоря ни слова.
– Доброе утро, – обратился он к ней.
– Оно и вправду доброе?
– Да, я так думаю.
– Конечно, ты так думаешь. Ты получил, что хотел, прошлой ночью.
Испытывая некоторое раздражение, Ланиус ответил:
– Не только я один.
– Вот как? – Но Сосия понимала, что так не годится. Она пожала плечами. – Одной ночи недостаточно, чтобы я простила тебя.
Ланиус вздохнул:
– И что я теперь должен делать?
– Ты ничего не должен, – ответила Сосия. – Тебе надо показать мне, что есть и другие вещи, которые ты хочешь для меня делать. Люди, небезразличные друг к другу, делают их не задумываясь.
Поскольку Ланиус едва ли делал что-либо не задумываясь, он уже открыл рот, чтобы спросить жену, о чем это она говорит. Но он быстро передумал спрашивать. «Докажи мне, что любишь меня, – вот что это значило. – Продолжай доказывать мне это, пока я не поверю тебе».
Требовалось какое-то реальное действие. Она хотела от него чего-нибудь необычного, чтобы убедить его и заодно – себя. «А может быть, нет», – упрямо подумал он. Но попытку следовало сделать.
И Ланиус попытался. Он вышел в коридор и поговорил со служанкой, которая торопилась в кухню. Она вернулась с подносом, на котором были яйца-пашот и маринованные бараньи языки – любимый завтрак Сосии. Ланиус предпочитал что-нибудь попроще – хлеб и мед.
Сосия улыбнулась мужу. В любом случае, это было уже кое-что.
Снежная буря закончилась, и воздух наполнился мягким белым безмолвием. И среди этого безмолвия король Грас и Гирундо пытались решить, что им делать, когда солнечный свет и зеленая листва сменят снег и холод.
– Сколько солдат вы хотите оставить, чтобы быть уверенным, что черногорцы не станут снова грабить побережье? – спросил Гирундо. – И какова будет численность армии, которая отправиться в Черногорию и сделает там что-то полезное?
Оба вопроса были одного свойства. Грас нахмурился и сказал:
– Ответ зависит от того, сколько кораблей сможет построить Плегадис, и от того, сможем ли мы побить пиратов прежде, чем они высадятся на берег.
– Вам следует знать об этом лучше, чем мне, – заметил генерал. – Все, что я знаю о корабле, это как быстрее добраться до поручней. – Он ухмыльнулся и поцокал языком. – В любом случае, дайте мне лошадь.
– Можешь воспользоваться моей, – сказал Грас. Генерал засмеялся. Грас произнес серьезным тоном:
– Я не так много знаю об этих кораблях, как мне бы хотелось. И в этом я не одинок. Я даже не знаю, сможем ли мы на них обнаружить пиратов и не дать им сойти на берег. Однако это мы выясним.
Гирундо кивнул.
– О да. Следующий вопрос, конечно, когда мы выясним это. Собираются ли пираты удерживать нас от проникновения на их территорию?
– Нет, клянусь бородой Олора. Я поручу гарнизонам и кораблям заниматься черногорцами на юге. Вопрос не в том, чтобы вышвырнуть Васи л ко вон. Если бы дело было только в нем, я бы не беспокоился так сильно. Мы должны попытаться выгнать Низвергнутого из страны черногорцев.
– Когда мы начали эту войну, я все думал – кто же, Василко или Всеволод, являются орудием в руках Низвергнутого, – сказал Гирундо.
– Я тоже много времени потратил на подобные размышления, хотя если бы Всеволод узнал об этом, то, возможно, захотел бы задушить меня своими руками-крючьями, – ответил Грас. – Но теперь сомнений почти не осталось.
– Да, пожалуй.
Грас разослал приказы конникам и пехотинцам собраться у Аворниса. Благодаря другим приказам были укреплены гарнизоны в городах около Азанийского моря, а флот двинулся к устью реки Наин. Это значило, что весной, когда он двинется на Нишеватц, можно будет взять с собой меньше солдат. Но это также означало – во всяком случае, он надеялся, – что черногорцы будут не в состоянии справиться с теми, кто останется здесь.
Не успели курьеры отъехать от столицы, как с севера налетела пурга и навалила полтора фута снега на город и окрестности. Грас пытался убедить себя, что это только совпадение. Низвергнутый не имеет к этому ни малейшего отношения... или имеет?
Король уже хотел спросить об этом Птероклса, но потом передумал. Он уже однажды задавал точно такой же вопрос Алее – тогда зима была более ранней и суровой. Да, тогда выяснилось, что Низвергнутый использовал погоду как оружие против Аворниса, и свергнутый бог едва не расправился с ними при помощи колдовского обряда.
Снежная буря наконец-то закончилась, установилась обычная для того времени погода. Это заставило Граса усомниться, что за разбушевавшейся стихией стоял Низвергнутый. Когда он ударял по Аворнису, то вьюги почти не прекращались. Он был очень силен и получал удовольствие от своей силы. Он не оставлял своим врагам сомнений относительно того, что он делает, и не давал им надеяться, что они могут остановить его.
Милваго – бесконечно могущественный на земле, был ли он таким же на небесах? Возможно, не совсем, иначе богам, которых он породил, никогда бы не удалось изгнать его, низвергнуть в материальный мир. Может быть, он был слишком уверен в своих возможностях, думая, что они не смогут бросить ему вызов.
Но Грас не хотел больше об этом думать.
Зима уходила. Даже Низвергнутый был ограничен в своей власти над погодой... если это было вообще его рук дело. Он не мог остановить солнце, чтобы оно не поднималось с каждым днем все выше на небе, не мог заставить дни не становиться длиннее и теплее, не мог остановить таяние снега.
Даже после того как снег исчез, пришлось еще некоторое время подождать, чтобы дать дорогам просохнуть – иначе армия увязла бы в грязи. А затем Грас оседлал лошадь – оседлал с такой же неохотой, какую Гирундо выказывал, поднимаясь на борт речной галеры, – и выступил на север.