Он лежал на спине. Оба молчали. Наконец Пол обратился в темноту ночи.
– Мне уже не хочется спать.
– Мне тоже.
– Можно ему позвонить? Думаешь, он не рассердится?
– Это в четыре-то часа?
– Пропади все пропадом! Я не могу так жить! Бекки, я не могу жить без моего мальчика.
– Яну нужно собственное пространство, Пол. Как ни тяжело это сознавать, мы должны ему такое пространство предоставить.
– Чем старше он становится, тем больше я замечаю, какой он беззащитный, и это, милая, разрывает мне сердце. Это просто разрывает мне сердце на части, – Пол глубоко вздохнул, стараясь успокоиться и унять дрожь в голосе. – Мне хочется, чтобы у него была хорошая жизнь. Я хочу, чтобы он влюбился, завел детей и наблюдал, как они будут расти. О Господи, Бекки!
Она обняла его, радуясь, что его гнев на Яна утих, пусть даже сменившись горестными размышлениями.
– Я поеду в Нью-Йорк.
Это неожиданное заявление заставило ее сесть на кровати.
– Нет, не надо.
– Клянусь Богом, у него неприятности. Я чувствую это. Он пошел в какой-нибудь проклятый клуб, достал наркотики, и теперь у него неприятности.
– Ну, Пол...
Он встал и начал одеваться.
– Пол, тебя это не касается.
– Это мой сын, и он еще несовершеннолетний, значит, это меня касается.
– Господи, Пол, ему нужна свобода, место, где он мог бы спокойно вздохнуть.
– Ему нужен отец.
– Позавчера, когда ты улетел в Лэнгли... Вот тогда ты был ему нужен.
– Ребенок может погибнуть в Нью-Йорке. Может случиться все, что угодно.
– Возможно все. Но Ян не погибнет.
– Откуда тебе это известно?
– Потому что это Ян. Ради всего святого, Пол, тебе же прекрасно известны его достоинства и недостатки. Твой сын сообразительный, он твердо стоит на земле и прямой, как улица. Он выживет. И даже больше чем просто выживет – возможно, в чем-то даже преуспеет. Если Ян сейчас не на какой-нибудь затянувшейся вечеринке, то, думаю, он просто отдыхает. Там много-много разных развлечений. Тебе не надо сейчас ехать, чтобы увидеться с сыном, сделаешь это попозже.
– Где он?
– Мы с ним свяжемся.
– Это мой сын.
– Почему бы тебе не спуститься и не приготовить нам кофе? – мягко предложила она. – У меня есть для тебя сюрприз. Сваришь кофе и узнаешь.
– Какого черта? Займемся садомазохизмом, что ли?
– Не хами, – отрезала Бекки. – И ты знаешь, что я не любительница подобных вещей.
Пол обнял ее и поглядел ей в глаза.
– Хотелось бы мне научиться – прошептал он.
– Очень рада, что ты на это не способен.
В порыве нахлынувших на него противоречивых чувств Пол внезапно встал с постели и направился к окну, ведомый, похоже, своей беспокойной натурой. Бекки не раз предавалась грустным размышлениям, признаваясь себе что имеет весьма смутное представление о том, что происходит в голове ее мужа.
Он надел халат, сунул ноги в тапочки и побрел вниз по скрипучей лестнице.
Вскоре дом наполнили ароматы кофе и жареной ветчины. Молодец Пол – он готовил ранний завтрак. Затем они, возможно, снова завалятся в постель и проспят часов до восьми. Вот тогда начнется новый день.
Завернувшись в халат, Бекки спустилась вниз.
– Ах, как мило, – сказала она, когда он гордо поставил перед ней тарелку с омлетом.
– Ну и что же за сюрприз ты для меня приготовила?
– У меня есть два билета на концерт, куда попасть просто невозможно.
Его лицо не выразило разочарования, но на нем появилось опасливое выражение. Пол был согласен только на Баха или Моцарта. Другая музыка на него не действовала.
– Этот концерт будет устроен для тысячи друзей Лео Паттен, и мы вошли в их число.
Он налил себе кофе, сел за стол.
– И могу я узнать, как это произошло? – поинтересовался он.
– Это устроили твои враги в Лэнгли. Они отчисляют десять кусков в Фонд окружающей среды и снабжают билетами круг нужных людей.
– В который мы определенно не входим.
– Но мистер и миссис Ричард Акерс входят, а мы пойдем вместо них.
– Ричард Акерс? Из Главного финансового?
– Он самый. Он счастлив помочь компании.
– И Бриггс дал на это добро?
– Бриггс не хочет, чтобы ты уходил. Однако лучше не вести себя в его кабинете так, словно на тебя следует надеть смирительную рубашку.
– Это не так. Я был вежлив!
– Это так. И ты не был вежлив. А тебе известно, что твой самолет до самого дома сопровождал «F-15»? Вот до чего ты его напугал.
– Тогда сумасшедшим следует считать его.
– Мне пришлось убедить Бриггса, что ты не кусаешься, – или, по крайней мере, не больно. Я храню твои зубы на депозите в отдельном сейфе.
Он уставился на нее с таким видом, за которым, как она уже знала, последует безнадежная несостоятельная защита собственной глупости. Она подняла руку.
– Послушай меня. Ты больше не поедешь в Лэнгли и не будешь пытаться давить на сотрудников своим авторитетом. Посмотри в лицо фактам: ты получил задание, которое вот уже несколько лет не можешь выполнить. Результатов никаких. Это величайшее достижение в области непродуктивности, и единственный вывод, который можно из этого сделать, так это то, что ты просто жулик.
– Ну-ну. У них есть мое досье.
– Предоставь бюрократов мне. Понял?
– Будешь давить их своим авторитетом?
– Повторяю, твой вес в конторе равен весу воздушного шарика, наполненного гелием. Пол, никому до нас нет дела, их единственная забота заключается в том, чтобы не позволить пропитанным кровью ящикам наших оперативных отчетов всплыть на поверхность и объявить о своем существовании.
– А какой вес имеешь там ты? Открой мне секрет.
– Незачем об этом говорить, это тебя не касается. Ты очень хорош с пистолетом в руке, а когда дело доходит до детективной работы, то Шерлок Холмс в сравнении с тобой – просто придурок. Но ты не можешь, повторяю, не можешь, черт подери, иметь дело с людьми, свидетельством тому перепуганный мистер Бриггс и обиженный собственный сын.
– Хорошо! Хорошо! Принято!
– И опять. Сколько раз мы с тобой говорили об этом?
– Ну ладно...
– Живя вместе с лодырем, не сразу понимаешь, что он никогда не изменится – и не потому, что не хочет, а потому, что не может это сделать. Он просто большой старый бронтозавр, вот и все. – Бекки наклонилась через стол и положила руку ему на щеку. – Но это мой большой старый бронтозавр, и я позабочусь о нем. Буду держать его в клетке, чтобы он не пугал детишек.