Через некоторое время после этой ночи в Доме снова возникло оживление, оно проявлялось в общей суете, и Реклу явно лихорадило.
— Наступил момент жертвоприношения.
От одного этого слова у Дубэ побежал мороз по коже.
— Что это значит? — спросила она нерешительно.
— В бассейне осталось мало крови, думаю, ты видела в тот день, когда ходила молиться.
Дубэ кивнула.
— Настало время принести Тенаару в дар новую кровь, и для этого был выбран один из просителей. На этот раз совершать обряд будет Тоф. Это большая честь. Он сделает это впервые.
Руки Дубэ начали тихо дрожать. Она устала от этих ужасов, сейчас ей было бы трудно выполнить миссию вместе с Тофом.
— Ты дрожишь… — презрительно отметила Рекла. — Ты еще не стала победительницей, ты еще далека… несмотря на все старания, которые ты приложила к выполнению задания. Наверное, ты дрожишь от радости…
Дубэ опустила глаза.
— Через три дня взойдет новая луна, ночь будет абсолютно темной. Ты будешь присутствовать на жертвоприношении и поймешь.
Три дня тянулись бесконечно. Дубэ молилась, чтобы они никогда не кончились, чтобы время тянулось до бесконечности, но, чем больше она старалась удержать каждое мгновение, заставить время продлиться, тем оно быстрее бежало.
— Ты не сосредоточилась, — сказал ей Шерва, нахмурив лоб.
— Извини… — прошептала Дубэ, но ее мысли витали в другом месте.
Шерва был единственным человеком, с которым она могла быть откровенной, единственным, которому, как она чувствовала, можно было довериться.
— Что случится в ночь новолуния?
Шерва горько улыбнулся:
— Так вот в чем дело? Вот почему ты так рассеянна?
Дубэ сжала кулаки.
— Ты должна узнать от меня, если все это для тебя настолько непереносимо. Выбрось все из головы, забудь об этом. Этот Дом и люди, живущие в нем, даже Тенаар, они — только средства для твоих целей.
Цели. Какие цели? Разве у нее когда-нибудь была цель? И какова она сейчас?
— Но если ты тоже ненавидишь все это, то почему ты находишься здесь? — печально спросила она.
— Потому что у меня есть цель, и нет такого, чего бы я не сделал, чтобы достичь этой цели. Я хочу превзойти свои возможности, стать лучше. Я отправился туда, где шла война, затем я учился у лучших преподавателей, пока не превзошел их настолько, что мог их убить. Когда я стал настолько могущественным, что равных мне здесь не было, я вступил в Гильдию, как дитя смерти. Здесь находятся лучшие, здесь есть люди, с которыми я могу помериться силами. И меня не интересует, какие зверства они совершают. Все это меня не касается, не имеет значения. А ты, Дубэ, ты дрожишь при виде любой повешенной вороны, ты ненавидишь это место. Так зачем же ты здесь?
Дубэ смотрела в пол. Она не знала, что и говорить. То, что сказал Шерва, было за пределами ее понимания и внезапно отдалило ее от него. Он не был фанатиком, но, может быть, он даже хуже.
— Так зачем же?
— Затем чтобы спасти свою жизнь, — вдруг выпалила она.
— Тогда думай только об этом и отбрось все остальное. Значит, ты действительно убеждена в том, что хочешь жить? Так?
Дубэ растерянно посмотрела на него:
— Да…
Шерва улыбнулся ей:
— Сегодня не имеет смысла продолжать. Ты можешь пойти к себе в комнату и подумать.
И он пошел к выходу.
— Но что же произойдет в ночь новолуния?
Но ее голос затерялся в тишине пустой комнаты.
Новолуние наступило слишком быстро.
— Сегодня мы молимся большую часть дня, вся работа приостановлена, в том числе и наши уроки, — сказала Рекла в трапезной.
Дубэ перемешивала молоко в чашке: ей вовсе не хотелось пить.
— Это случится сегодня вечером?
— Да.
День тянулся медленно, и Дубэ все время чувствовала себя погруженной в транс.
Утро они провели в храме — молились. Юноша, которого она встретила вечером, в день возвращения, исчез. Кто знает — был ли он принят в качестве просителя или изгнан? На лавках сидело множество людей, одетых в черное, закутанных в плащи. Двигались все ритмично, медленно покачивая головами в такт молитве. Море голов, подобных чешуе. Молитва заполняла все вокруг — вязкая, тягучая, искажающая очертания предметов. Дубэ, как обычно, заняла место рядом с Реклой.
— Молись, — приказала Рекла, и Дубэ покорно подчинилась.
Тофа вместе со всеми не было. Он сидел рядом с Иешолем, перед алтарем.
— Он возносит благодарения за высокую миссию, выпавшую ему, и молит, чтобы Тенаар дал ему сил, — прошептала Рекла.
В середине дня страж ядов дала Дубэ один сосуд, на этот раз наполненный снадобьем больше обычного.
Дубэ вопросительно посмотрела на Реклу, взяв сосуд в руки.
— Тебе это понадобится. Зверь любит наши ритуалы.
Рекла хитро улыбнулась.
Дубэ сжала сосуд в руках. Она откупорила его дрожащими руками, жадно выпила все до последней капли. В рот влилась ледяная жидкость.
— Следуй за мной, вперед.
Снова повторилось все, как утром: часы монотонной молитвы. В храме так же толпились люди, на том же месте, перед алтарем, стояли Иешоль и Тоф, как будто и не уходили отсюда.
Затем, неожиданно, масса людей пришла в движение.
— Скорей, пойдем в Большой зал, — холодно сказала Рекла.
Дубэ пошла вслед за людским потоком, двигавшимся в одном направлении, по влажным коридорам Дома.
Большой зал открылся перед нею — огромный, угрожающий. Он наполнился едким запахом фимиама, от которого у Дубэ сразу же закружилась голова. Она начала потеть от тепла сгрудившихся тел и огромных жаровен, установленных для освещения в каждом углу зала. Над каждой жаровней висела завеса из тонкой красной ткани, поэтому зал и все собравшиеся окрасились в цвет крови.
Рекла крепко держала ее за руку. Она вытащила Дубэ в первые ряды, откуда происходящее было лучше видно.
Перед бассейнами, на скамье из эбенового дерева, возвышался надо всеми Иешоль. Шум становился оглушающим. Звучали радостные, возбужденные голоса.
Потом Иешоль встал, и тут же установилась тишина.
— После долгих ночей ожидания снова наступил момент жертвоприношения. Прошедшие месяцы были удачными: возвращение давно пропавшей сестры, много новых дел для Гильдии, много крови. День за днем приближается час возвращения предвестника Тенаара, который укажет нам путь.
Он сделал театральную паузу, и все, даже Дубэ, затаили дыхание.