«Почему ты не говоришь, а, Лони? Почему?»
Наконец ему удалось. Слабый голубой лучик появился в плотном воздухе. Лонерин побежал.
Добежав до трапезной, он начал дышать спокойнее. Когда он наконец вернулся в зону, предназначенную для просителей, почувствовал, что избавился от кошмара.
Лонерин прислонился спиной к стене. Из уголка глаза вытекла слеза. Слеза боли, ненависти и беспомощности.
Едва Дубэ вернулась, как ей встретилась Рекла. Глаза у нее блестели.
— Ну что? Ты сделала это?
— Его не было в Макрате.
У Реклы тут же изменилось выражение лица.
— Еще неделю назад наши видели его там.
— Вероятно, он ушел.
Дубэ повернулась, чтобы уйти, но Рекла железной хваткой вцепилась ей в руку.
— Ты делаешь мне больно…
— Не пытайся обмануть меня… не пытайся… я думала, тебе понятно, что я могу быть жестокой и упорной…
Дубэ пыталась сохранять спокойствие.
— Я говорю тебе правду. Я вернулась, потому что в Макрате его не было, но нашла одного информатора, который будет искать.
— Если это неправда, то ты знаешь, что тебя ждет…
— Его превосходительство сказал мне, что у меня есть месяц. Почему ты требуешь этого от меня сейчас? У меня еще больше двадцати дней.
Рекла долго угрожающе смотрела на нее.
— Повторяю тебе: если ты лжешь, то через двадцать дней поплатишься.
Она отпустила Дубэ, и та пошла по коридору с напускным спокойствием. Однако в груди ее бушевала самая настоящая буря. Встреча с Дженной дала ей понять, что она дошла до предела. Она больше не могла тут оставаться, ни за что на свете. Она боялась утратить в себе все человеческое.
Посвящение, жертвоприношение, требование убить Дженну — вот все этапы печального пути, который вел ее к безумию.
И она приняла решение.
Она пришла к Шерве на урок, была послушной и согласной на все весь день, но Шерва был из тех людей, от которых нелегко скрыть тайну.
— Ты молодец, не отрицаю, даже больше, чем я ожидал, — сказал он ей под конец. — Я не думал, что ты столькому научишься, сможешь сосредоточиться и действовать, когда твои мысли совсем в другом месте.
Дубэ знала, что момент настал. И у нее нет другого выхода.
Она встала перед ним, выпрямилась, еще тяжело дыша после тех упражнений, которые выполняла весь день.
— Что случилось?
— Ты должен мне помочь.
Шерва молча застыл.
— Никакая игра не стоит той цены, которую я плачу, никакая, хотя я еще не готова к тому, чтобы умереть и согласиться без гнева на ту участь, которую мне уготовил Иешоль.
— Может, я чего-то не понял, — довольно осторожно начал Шерва. — Мое отношение к культу, вероятно, ввело тебя в заблуждение…
— Ты не такой, как все, ты любишь только самого себя.
Эти слова, казалось, произвели впечатление на Шерву.
— Да, наверное, это так…
— Я чувствую, что могу обратиться только к тебе. Поэтому ты поймешь, если я скажу тебе, что мне нужно покинуть это место.
Шерва покачал головой:
— Я уже столько лет в Гильдии, я многим обязан им…
— И ты остаешься здесь только потому, что не считаешь себя достигшим того уровня, который позволит тебе убить Иешоля, — прервала его Дубэ.
Шерва замолчал. Возможно, он не мог поверить, что эта девочка в состоянии так хорошо читать его мысли.
— Не заблуждайся. Я молода, но понимаю, потому что многое повидала.
— Причина, по которой я нахожусь здесь, связана только с моей верностью этому месту. Уверяю тебя, и не говори мне больше ни слова.
— Почему? Ты хочешь оттолкнуть меня? Я отчаялась. Медленному умиранию в этой каменной конуре я предпочту быструю смерть.
Шерва встал.
— Урок закончен. Я забуду все, что ты мне сказала, но сейчас уходи.
Дубэ неподвижно продолжала стоять на том же месте.
— Иди. Ты не знаешь о моей жестокости. Иди, так будет лучше для тебя.
Дубэ и не пошевелилась.
— В Большом зале есть ход, я знаю, но мне не удалось найти его. Скажи мне только, где он.
— Никакого хода нет, ты ошибаешься.
— Он есть, и ведет в комнату стражей.
Шерва угрожающе нахмурился.
— Ты вынуждаешь меня убить тебя?
— Ты — единственный, кому я здесь доверяю. Скажи мне только, где этот ход.
— Если кто-то выйдет, то это будет конец, поняла? Никто не может уйти отсюда, даже не пытайся.
— Ты боишься, что тебя убьют? Ты этого боишься?
— Не играй со мной… Ты хочешь получить снадобье, чтобы уйти.
Дубэ сжала кулаки, закусила губу.
— Ты не веришь в Тенаара, ты не веришь в проклятые обряды этого храма, ты хочешь только личной власти! Так что же тебе стоит сказать мне, что? Тебя интересует судьба этого места? Или, может быть, ты думаешь, что день, когда Иешоль окажется в твоей власти, никогда не придет?
Шерва оставался невозмутимым и холодным.
— Выйди.
Не удалось. Сказать больше было нечего. Дубэ, опустив голову, направилась к двери.
«Я сделаю это сама», — повторяла она. Но это означало потерю времени, а времени уже не оставалось.
— У подножия статуи, между бассейнами, стоит статуя, как в храме.
Голос Шервы был чуть громче шепота, но он заставил Дубэ вздрогнуть.
Девушка обернулась, благодарно посмотрела. Но лицо стража гимнастического зала было по-прежнему суровым.
— Иди, — просвистел он.
Дубэ не заставила повторять дважды.
Она решила действовать быстро, той же ночью.
Как только Дубэ убедилась, что все в Доме спят, она вышла из своей комнаты и быстро побежала.
Ей казалось, что ее ноги ступают слишком тяжело, что каждый ее шаг производит страшный грохот. Сердце билось слишком учащенно, ей казалось, что все ее движения сопровождаются оглушительным шумом. Она знала, что это только кажется. Шерва говорил ей об этом.
Все хорошо… все хорошо…
Она остановилась на пороге зала. Сердце стучало. В помещении все было спокойно. Статуя Тенаара омывала свои ноги в крови.
Дубэ оторвала взгляд от бассейнов. Они притягивали зверя, который уже бил копытами вдали.
Она осторожно вошла, долго смотрела на статую. Ей всегда казалось, что оба бассейна связаны, или, во всяком случае, под ногами Тенаара смыкались, не образуя прохода. Однако, вглядевшись внимательнее, она заметила маленькое темное пространство, которое трудно было различить. Оно было узким, и, вероятно, следовало прижаться к статуе, чтобы попасть туда. Но оно существовало.