— Но, мой господин…
— Он нужен нам живым, верно? А чтобы он был живым, он должен есть и пить. Сними повязку, я сказал.
Леука не мог идти против старшего и развязал мальчику рот. А маленький пленник, как только у него освободились зубы, изо всех сил укусил его ладонь. Раздался крик, и Шерва мысленно улыбнулся.
— Проклятый ублюдок! — И Леука так ударил мальчика, что рассек ему губу.
Шерва действовал с быстротой молнии: одним прыжком оказался рядом с ними и ухватил Леуку за руку раньше, чем тот смог снова ударить мальчика.
— Иешоль желает получить его целым, ты меня понял? — сказал он своему помощнику, выворачивая эту руку в запястье.
Леука, у которого на теле выступил холодный пот, кивнул.
«Тебе, значит, легко брать верх над слабыми — такими, как Леука; но возьмешь ли ты верх над Иешолем?»
Шерва на мгновение задумался, потом с отвращением отпустил своего товарища и наклонился к мальчику. У того текла кровь из рассеченной губы, и он шмыгал носом. Мальчик плакал, но не жаловался. Он по-прежнему смотрел на Шерву гневно, и убийца снова улыбнулся — на этот раз иронически.
— Взглядом ты меня не убьешь.
Шерва вынул кусок сыра и вложил его в ладонь мальчику.
— Это на сегодня. Если будешь послушным, завтра получишь в два раза больше.
Мальчик бросил кусок на землю, крикнул:
— Я ничего не хочу от тебя, убийца! — и плюнул в Шерву.
Шерва, искривив рот в злобной гримасе, наклонился к его лицу:
— Я бы мог в любой момент свернуть тебе шею, и ты бы ничего не смог сделать, чтобы мне помешать. Так же, как ничего не смогли сделать твои родители. Помни это.
Мальчик укусил себе губы так, что они побелели.
Шерва схватил его за волосы и сделал это так, чтобы мальчик хорошо усвоил его слова.
— Меня нисколько не трогают ни твое презрение, ни то, что ты говоришь.
Помолчав, он добавил:
— А теперь ты будешь есть, потому что ты мне нужен живым.
Он поднял с земли брошенный сыр и одной рукой засунул его в рот мальчику, а другой сжимал этот рот, пока мальчик не откусил и не проглотил немного. После этого Шерва уже с удовлетворением посмотрел на мальчика, затем передал сыр Леуке и оставил его продолжать кормление.
Все время до конца ужина Шерва смотрел на них. Ему втайне было приятно видеть, как грубо Леука ломает упрямство мальчишки. Страж знал, что это — наслаждение трусов, но не хотел отказывать себе в таком удовольствии. С тех пор как Дубэ сбежала, вся его жизнь как будто стала ничтожной и убогой. Почему он не использовал эту возможность и не убил Иешоля?
«Может быть, ты думаешь, что день, когда ты сможешь дотянуться до Иешоля, не настанет никогда».
Эти слова преследовали его и вызывали бешеную ярость: они показывали ему, чего он стоит: провел всю жизнь убивая, но так и не смог достичь вершины в этом искусстве. И ведь он на самом деле чувствовал себя недостаточно сильным, потому и взялся добровольно за это поручение. Он старался сломить мальчика только для того, чтобы не думать о собственной слабости.
— Хватит уже, заткни ему рот, — сказал он Леуке.
Тот поспешно выполнил приказание.
Потом, когда Шерва ужинал вместе со своим товарищем, все время слышал стоны мальчишки. Оба за едой молчали, но это молчание было наполнено смыслом.
— А гном? — спросил Леука, когда ужин закончился.
Шерва сразу же мысленно увидел перед собой гнома.
Он совершенно не представлял себе, кто это мог быть, но это был необычный противник. То, как легко он освободился из его рук, было поразительно. Но в коридоре было темно, и Шерва не смог его разглядеть.
— Может быть, это какой-то житель Салазара, а может быть, он проезжал там по своим делам.
— Мне не удалось его разглядеть, и я думаю, что он тоже не разглядел нас.
— Мой господин, эта часть башни почти необитаема, и я боюсь, что…
Страж поднял руку, давая Леуке знак молчать.
— Мы займемся гномом потом, если он станет для нас помехой.
Леука притих, но Шерва знал, что было сейчас на уме у его товарища: та же мысль, которая мелькнула и у него самого. Гном, необыкновенно хорошо владеющий боевыми искусствами. Существовал только один такой гном — Идо.
Шерва отогнал от себя эту мысль. Пока они продолжат идти намеченным путем. Он хотел закончить свое поручение, привести мальчика в Дом и снова склонять голову до тех пор, пока кровь Иешоля не прольется от удара его кинжала.
Мысль, которая столько раз приводила его в восторг долгими ночами под землей, сейчас не вызвала у него обычного удовольствия и не помогла уснуть. Вместо этого здесь, под Отцом Леса, Шерве вспомнился мир нимф, на который он так долго смотрел издалека и для которого всегда был чужим. Он был полукровка, плод нечистой запретной любви. Так же как этот мальчик. Шерва услышал, как маленький пленник глотает слезы и всхлипывает недалеко от него, привязанный к дереву.
Мальчик не спал, и Шерва не спал тоже.
Идо дождался жреца, который пришел позаботиться о безжизненном теле Тарика, а потом начал искать какие-нибудь признаки похитителей. Ему не оставалось ничего другого, он должен был начать погоню, пока след был еще свежим. В коридорах отпечатки ног двух наемных убийц затерялись среди следов, оставленных купцами и другими прохожими, но у Идо было одно преимущество: он знал, что эти двое направляются в Землю Ночи и выберут для этого самый короткий путь.
Он сел на коня, пустил его галопом и помчался обратно в степь.
В душе Идо бушевала слепая ярость. Тридцать лет он боролся, тридцать лет вел войну, за эти годы видел, как лилась кровь тех, кто был ему дороже всего, — а теперь, если он потерпит неудачу, окажется, что все было бесполезно. Идо стиснул зубы. Он любой ценой должен спасти этого ребенка. Он знал, что его враги быстры и ловки. Гильдия хорошо обучает своих бойцов, и будет нелегко найти их. Несмотря на это, он внимательно осматривал местность: за годы подпольной борьбы в Земле Огня и его чутье охотника стало острее.
Он отыскал следы двух лошадей, направлявшихся в сторону леса. Лошади шли шагом. Эти двое явно считали, что их никто не будет преследовать. Идо зло усмехнулся этому в душе.
«Вот как низко вы меня цените?»
Разумеется, эти двое не узнали его или по меньшей мере недооценили.
Раньше он всегда был желанной добычей. Много лет он делал только одно — прятался в недрах Земли Огня; он поднимался тогда на поверхность только для боя и участвовал во всех операциях партизан. А теперь неожиданно роли поменялись и он стал хищником. Это непривычное положение дел волновало Идо.
В лес он вошел вечером, когда закат, погасая на прозрачном небе, завершал один из чудесных первых дней лета. Идо на мгновение остановился у края леса — там, где степь, в которой он сражался, обрывалась среди первых деревьев.