— Здесь чудесно…
Идо повернулся и увидел, что Сан любуется залом, поворачиваясь на месте и запрокинув голову.
— Это акведук, да? — спросил мальчик, и его глаза ярко блестели.
Идо кивнул.
— Папа часто говорил мне о нем. В книгах сказано, что здесь побывала моя бабушка, когда искала седьмой камень талисмана, это легендарное место! Отец рассказывал мне, что он, когда был молодым, тоже хотел побывать здесь. И я чувствую себя как-то странно оттого, что стою здесь.
Идо грустно улыбнулся:
— Ты должен знать, что еще три года назад это место было полно людей, нимф и гномов, которые объединились, чтобы сражаться против Дохора. Потом все кончилось, и от этой борьбы осталось только то, что ты видишь.
Он вздохнул, потом сказал мальчику «Идем!» и повел Сана к жилым помещениям.
Обстановка в них была суровая: очень мало мебели, никаких отверстий, выходящих наружу, только ниши для факелов на стенах, низкие потолки, которых человек нормального роста стоя почти касался головой. Кровати были устроены в стенах и накрыты соломенными матрасами. Для личных вещей имелось несколько тумбочек и скамеек с ящиками.
Все осталось точно так, как в тот вечер, когда повстанцы потерпели поражение. В углу по-прежнему валялся перевернутый стул, а на столе недалеко от него лежали несколько открытых книг. Буфет был полон гнилых продуктов, но сухие фрукты и сушеное мясо оставались вполне съедобными.
Идо улыбнулся: здесь, внутри, они были в безопасности.
— Хорошо. Теперь нам нужно кое-что сделать.
Сан смотрел на него, не понимая.
Гном привел его в комнату, которая больше подходила для жилья, и лег на кровать. Ему показалось, что он попал в рай: за все время этой проклятой погони он не отдыхал ни минуты. Теперь он застонал от удовольствия и вытянулся во весь рост.
— Ты должен сменить мне повязку. Вон в той тумбочке должны быть какие-нибудь бинты: здесь жил жрец нашего лагеря.
Сан открыл эту тумбочку, подняв облачко пыли, которая разлетелась по комнате и заставила его несколько раз кашлянуть; потом залез в нее так глубоко, что половина туловища оказалась внутри, и скоро вылез обратно с довольным выражением лица.
— Прекрасно. Не хватает только воды, верно?
Мальчик был только рад, что может помочь, и помчался к резервуару с ведром, которое успел найти.
Перевязку он сделал очень умело. Было видно, что он никогда не занимался ничем подобным, но он внимательно выслушивал указания Идо.
Когда рана обнажилась, гном посмотрел на нее взглядом врача. Она была резаная и довольно глубокая. Гном выругался и сказал Сану:
— Боюсь, что тебе придется заняться шитьем; если только мы отыщем иглу и нитку.
Сан побледнел, опустил голову и украдкой посмотрел на него.
— Это в самом деле необходимо?
— Другого способа нет, Сан, и это не так ужасно, как ты считаешь. Ты прекрасно сумеешь с этим справиться.
— Может быть, есть другой способ…
— И какой же? — озадаченно спросил гном.
Сан молчал, опустив глаза; его щеки покраснели.
— Мой отец не хотел бы…
Идо почесал голову.
— Я ничего не понимаю. Постарайся говорить яснее, и начнем с самого начала. У тебя есть какое-то решение?
Сан кивнул, но за этим утвердительным жестом не последовало никакого объяснения.
— Тогда делай то, что должен!
Мальчик сделал глубокий вдох, потом ополоснул себе руки водой и осторожно положил их на рану гнома. Идо инстинктивно отодвинул от него раненый бок, но чуть позже ему неожиданно стало очень хорошо. Идо молчал, чувствуя, как это приятное ощущение охватывает его тело. Глаза Сана были закрыты, его ладонь слабо светилась.
— Ты маг…
При этом слове Сан широко раскрыл глаза и мгновенно отодвинулся от Идо.
— Что случилось?
— Я не маг! — Мальчик был испуган.
— Сан, у тебя есть дар лечить руками! Такие вещи, в общем, такое делают маги.
— Вот как раз поэтому папа и не хотел, иначе потом люди стали бы говорить об этом плохо.
Идо попытался собрать в одно целое куски этой головоломки. Тарик поссорился с Сеннаром. Может быть, отсюда эта реакция отторжения на способности сына.
— Хорошо, поступай как хочешь. Но сейчас мне необходимо, чтобы ты меня полечил. Пожалуйста, Сан…
И он улыбнулся мальчику.
Гнома-военачальника часто лечили маги, и он научился определять, велика ли мощь целителя, по тому, насколько приятными были ощущения в ранах. Это был довольно грубый способ измерения магической силы, но самого Идо он вполне удовлетворял. По этой шкале измерений Сан был достаточно сильным. Было очевидно, что он никогда не учился никакой магии, а значит, это был природный дар. Идо все время смотрел на мальчика, пока тот работал. От усиленной сосредоточенности лицо мальчика напряглось, и стало заметно, как много взрослых черт уже появилось на этом детском лице. Гном увидел это и почувствовал прилив нежности к нему.
— Ты Идо, верно? — вдруг вполголоса спросил Сан.
Гном растерялся — так неожиданно прозвучал этот вопрос, но в конце концов кивнул.
Глаза мальчика заблестели.
— Я был уверен в этом.
— Как ты это понял?
— По всему. По тому, как ты сражался с тем типом в черной одежде, и по тому, что ты привез меня сюда… — Сан помолчал, потом заговорил снова: — Я внук Ниал, — произнес он, гордо расправляя грудь.
— Я это знаю. Как ты думаешь, почему я знаю твое имя?
С мальчика сразу слетела вся его спесь: этого он не ожидал.
— Правда, я и не подумал об этом… — ответил он и снова стал лечить рану.
На его лбу выступили маленькие капли пота. Теперь он устал: усилия, которые он прилагал, были, должно быть, огромными. Но он все же продолжал лечить Идо. Какое-то время они молчали, и Идо заметил, что лицо мальчика помрачнело.
— Мой отец, — снова заговорил Сан, и его голос слегка дрожал, — не хотел, чтобы я пользовался этой странной силой.
Его плечи сгорбились, глаза смотрели вперед, ничего не выражая.
Идо догадался, что для Сана должно быть невероятно тяжело говорить об этом сейчас, когда Тарика больше нет в живых.
— Держись бодрей. Вперед, или совсем выбьешься из сил, — сказал он мальчику.
Сан подчинился, а потом, отойдя от него, посмотрел на свои ладони глазами полными слез. Было очевидно, что он чувствовал себя виноватым в том, что произошло. Идо, не раздумывая, прижал его к себе. Не важно, что кровь толчками билась в ране, что треснувшее ребро мучительно болело. Этому мальчику было нужно излить душу, он больше не мог держать все свои чувства в себе.