Я силою сдвинул бы горы,
Я духом бы мир охватил.
Но время ко мне так сурово,
У птицы-коня нету сил,
А раз у коня нету силы,
То что я поделать могу?
О Юй моя! Что же мне делать?
Ужель покориться врагу?
Именно это стихотворение и пели Сян Юй с красавицей под звуки циня, но тогда Лю Бан, лишенный возможности слышать, видел лишь отчаяние, которое охватило Сян Юя. Нельзя сказать, что картина эта наполнила сердце Лю Бана злорадной радостью, — нет, в ту минуту Хань-ван почувствовал жалость к врагу, испытал сочувствие к этому своенравному, гордому человеку, выбравшему в жизни неверный путь… Главное, однако, было сделано: в сердцах воинов Сян Юя поселилось неуверенное сомнение, граничившее с отчаянием. Сян Юй уверился, что его предали. Но Лю Бан хорошо понимал: одной хитрости в грядущем сражении недостаточно. Конечно, часть воинов утром скорее всего сложит оружие, но гвардейцы без боя не сдадутся… Придется проливать кровь — еще и еще.
Так и вышло: во главе почти тысячи лучших и самых преданных всадников Сян Юй, не дожидаясь утра, вырвался из окружения и ударился в бегство. Вослед были высланы пять тысяч конных воинов под командованием Гуань Ина — и вот теперь Гуань Ин вернулся. С головой Сян Юя.
— Как это произошло? — вопросил Лю Бан Гуань Ина, усевшись в шатре на возвышении и знаком приказав поднести военачальнику вина. — Я хочу знать подробно.
— Повелитель! — почтительно заговорил Гуань Ин, приняв из рук слуги чашу с вином. — Согласно вашему повелению, мы неотступно преследовали беглого Сян Юя до самой реки. Самозваному ба-вану удалось переправиться, и в этот момент с ним оставалось не более сотни всадников, но Сян Юй сумел сильно от нас оторваться. Мы потеряли бы в поисках много времени, если бы беглецы не сбились с дороги и если бы деревенский старик вместо верного пути не направил бы их прямиком в топкое болото; здесь мы настигли Сян Юя. Был бой, и ему сызнова удалось ускользнуть, сохранив не более тридцати всадников. Видя, что поражение неизбежно, самозваный ба-ван пустился на хитрость, разделив свой отряд на четыре части; мы же не ведали, в какой из них пребывает он сам. Воины Сян Юя дрались отчаянно, и наши потери оказались очень велики, но в конце концов мы сумели прижать беглецов к реке. Повелитель! — Гуань Ин взглянул на Лю Бана. — Увидев безнадежность своего положения, Сян Юй, будучи весь покрыт ранами, громко рассмеялся в лицо командующему Люй Ма-туну и покончил с собой, перерезав горло. Сян Юй знал, что за его голову назначена высокая награда, и перед смертью сказал командующему Люю, что оказывает ему милость. Вот как было дело.
В шатре воцарилось молчание: Лю Бан в глубокой задумчивости пощипывал бородку, не произнося ни слова, сидевший перед ним на пятках Гуань Ин не осмеливался нарушать течение мыслей повелителя.
— Какая злая судьба и нелепая смерть… — Наконец пробормотал Лю Бан. — Повелеваю подобающим образом оплакать Сян Юя, пусть будут соблюдены все должные ритуалы, а сам он — погребен с почестями.
— Велика милость повелителя! — отозвался Гуань Ин, кланяясь. — Повелитель воистину умет оценить настоящее мужество и не пренебрегает достоинством поверженного врага! Многая лета! Многая лета!
— Теперь, — переждав славословия, продолжил Лю Бан, — перед нами осталось лишь одно владение. Присоединим Лу — объединим Поднебесную.
— Дозволит ли повелитель ничтожному слуге своему немедленно выступить в поход и покарать правителя и жителей Лу за неповиновение? — вскинулся Гуань Ин. — Дозвольте истребить непокорных!
— Разве мало пролито крови? — спросил Лю Бан. — Жители Лу свято чтут долг, они крепки в ритуалах и скорее, как один, сложат головы за своего правителя, нежели сдадутся. Много ли чести и отваги в том, чтобы истребить их? Да, лусцы остались верны Сян Юю. Но они не ведают про то, что самозваный ба-ван нынче отправился к Желтому источнику, добровольно расставшись с жизнью, что войско его рассеяно и сложило оружие, что власть повержена в прах. Повелеваю тебе, предводитель Гуань, взяв пять тысяч всадников и голову поверженного ба-вана, скакать в Лу, но не обнажать против лусцев оружия и не грозить им истреблением. Прибыв на место, тебе следует встретиться с правителем княжества и показать ему голову Сян Юя. После этого Лу сдастся миром. Ступай! — отпустил Лю Бан предводителя конницы.
Оставшись один, Лю Бан некоторое время сидел на возвышении, потирая рукой давно зажившую рану от стрелы Сян Юя, а потом печально пробормотал:
— Сколь же тяжко быть избранным Небом…
Китайская Народная Республика, Пекин. Май 2009 года
Много позднее, воскрешая в памяти события того вечера, Котя так и не смог понять, почему он вдруг безоговорочно поверил Сергею. Чижиков долго вспоминал все детали их нежданной встречи в мельчайших подробностях — что именно, что конкретно, какое слово или, может, жест Сергея стали последней каплей. Скорее всего, это было ясное как день чувство: Сергей не кривит душой. А Чижиков всегда доверял своим ощущениям. В Бога Чижиков никогда не верил, с духами не сталкивался, а потому иногда в трудных ситуациях фаталистически отдавался на волю ощущений.
Даос-пофигист.
Видимо, так случилось и с Сергеем… «Но вы, кажется, совсем не удивлены? — изумленно спросил тот. — Или вам уже известно… про Вилена Ивановича?» — «Известно, — улыбнулся Котя. — Я же сказал, что так до фига знаю — голова пухнет. Но я-то ладно, а вот вы откуда об этом знаете, дорогой Сергей?» — «Видите ли… — Замялся тот, пряча глаза. — Дело в том, что… — Потом все же решился, взглянул на Чижикова прямо: — Я член одной древней организации, которая уже давно негласно следит за всеми известными предметами». — «Клана Желтого императора, что ли?» — наугад брякнул Чижиков и угадал. «Но откуда вы…» — у Сергея от неожиданности глаза на лоб полезли…
Пришлось Коте признаться, что судьба свела его с неким Алексеем Борном, принадлежащим к этому же клану. Но слова «…вы должны его знать, раз он из ваших, Борн же питерский!» вызвали живейшее недоумение у Сергея. Сергей захлопал глазами, округлил от удивления рот, после чего выдавил, что никакого Борна знать не знает, а в Петербурге, сколько ему известно, есть лишь один представитель клана, и это он, Сергей. «Здесь какой-то страшный обман! — встревоженно воскликнул он. — Я представления не имею, кто этот человек, но раз он выдает себя за члена нашего клана, то он знает слишком много».
Котя тут же с готовностью подтвердил: да, Борн буквально завалил его подробностями — из повседневной жизни предметов и их, так сказать, владельцев. Нет никаких сомнений в том, что Борн знает более чем достаточно. «И кто же он в таком случае? — вполне резонно спросил Чижиков. — Представим себе, Сергей, что вы мне сказали правду, я вам поверил и мы на одной стороне…» В ответ Сергей возмущенно зашевелил губами, но тут же поник: все верно, имеете право. «Отбросим ту малую возможность, — продолжал Котя, — что вы чертовски талантливый актер и играете сейчас свою роль столь убедительно, что у меня и сомнений нет в том, какой вы хороший, а Борн, напротив, плохой. Опустим все это. И зададимся вопросом: кем может быть Алексей Борн, если он не принадлежит к вашей, гм, организации, добровольно рассказал мне массу подробностей о предметах, хотя мог бы запросто в бараний рог скрутить, а кроме того, еще и спас два раза: от гопников в подворотне, которых явно послали для того, чтобы отнять у меня Дракона, и от тех же гопников на пути в аэропорт? Еще хочу вам… Слушай, может, давай уже на «ты» перейдем? Да? Отлично!.. Так вот, еще учти: не далее как сегодня Борн ворвался в квартиру моего пекинского друга и выбил моему другому другу зуб, в котором оказался замаскированный передатчик офигенной мощности и наикрутейшей технологии. То есть Борн, получается, опять сделал мне хорошо. При этом он, по твоим словам, врет о том, что принадлежит к клану Желтого императора… Так кем он может быть?»