– Что ты сказал?
– У меня есть превосходное решение для вашей армии, милостивый лорд, удивительная полевая кухня, не требующая ни дров, ни угля! – с энтузиазмом провозгласил Бенефит. – Просто забросьте в котел крупу, добавьте воды, немного масла, соли, и через пять минут ваша непобедимая армия получает рассыпчатую кашу! Забудьте о жадных маркитантах и вороватых поварах! Их не будет! Еду обеспечит мой котел.
– Твой?
– Это восхитительное и наиполезнейшее изобретение обрело скромное название «Механическая готовка Бенефит» и произвело ошеломляющее впечатление на всех столичных военных вельмож…
– И сколько «Готовок» ты продал имперской армии? – с издевкой поинтересовался Карлос.
Бенефит вновь вздохнул и признался:
– К глубочайшему моему сожалению, завистники успели и тут. Во время главного испытания прототип «Готовки» неожиданно загорелся, опалив роскошный мундир лейб-маршала Смита, и я…
– И тебе пришлось бежать.
– В какой-то степени.
– Стремглав.
– Но если вас не устраивает «Готовка»… – Бенефит собрался продолжить натиск, но на этот раз не успел уже он.
– Ты мне надоел. – В какой-то момент прилипчивый бродяга Карлосу даже понравился. Было в нем нечто заводное, необычное для скучных гридийских будней, оригинальное и чужеземное. Однако неожиданное замечание насчет Героев развеяло появившийся флер в дым. – Послушай, Собакий…
– Акакий.
– Непринципиально. Видишь во-он тех людей? – Карлос указал на стоящих у крыльца Академии Героев.
– Вижу, – поникшим голосом ответил ученый. Он уже понял, что услышит дальше.
– Если не оставишь меня в покое, следующую лекцию будешь читать им. И посвящена она будет твоему умению залечивать переломы в походных условиях. Уловил?
– Уловил. Подумайте насчет лесопилки.
– Вон!
Бенефит растворился, а Карлос, поколебавшись, направился к Героям.
Гридия была владением большим, достаточно богатым, но мирным, что было весьма и весьма необычно для нынешнего неспокойного времени. Лорд Датос предпочитал с соседями дружить, а не воевать. Мелкие обиды прощал, крупных не затевал, а потому Гридия, как все, в общем-то, владения Пущи, междоусобиц не знала. Вот и получилось, что Героев в Гридвальде было немного. Всего четверо.
И все они грелись сейчас во дворе замка на теплом утреннем солнышке, лениво поддерживая неспешный разговор.
Самым могучим из гридийских Героев был, безусловно, воевода Генрих Ураган. Старый, покрытый шрамами воин, друживший с лордом Датосом сызмальства и прошедший с ним всю Войну за Туманную Рощу. Ураган с детства знал только бой, тренировался, воевал, убивал, заслужил славу первого рыцаря Пущи и одним из первых в империи почувствовал Зов, принял прайм и превратился в одного из самых могучих Героев, в того, кого почтительно именовали воеводами. В несокрушимого воина, закованного в тяжелые доспехи. Но Генрих был не только самым сильным – он считался лидером гридийских Героев, командиром их небольшого отряда, и авторитетом уступал лишь старому лорду.
Сейчас Ураган стоял у крыльца Академии Героев и о чем-то беседовал с Джейкобом Самострелом, развеселым дуэлянтом, никогда не расстающимся с элегантным и крайне опасным остробоем – уникальным оружием этих Героев, объединяющим острый тесак и миниатюрную прайм-пушку. Рыжий Герой – его длинные волосы были увязаны в «конский хвост» – доспехов не признавал: носил щегольский камзол гридийских цветов и считался главным сердцеедом Гридвальда. Подружек Джейкоб менял едва ли не каждую неделю, но все они вспоминали о развеселом Герое лишь в самых восторженных тонах. Живость и жизнелюбие Самострела уравновешивали его эгоизм, а виртуозное владение остробоем – нелюбовь к дисциплине. Джейкоб с трудом терпел приказы, но Урагана уважал и, пересилив себя, научился действовать в команде.
Третий Герой – бессмертный Арчибальд Ржавый Ус, по привычке молчал, прислонившись спиной к стене. Обладатель густой шевелюры, густых бровей и, разумеется, густых усов, он смотрел на мир с исключительной мрачностью и отпускал в два раза меньше слов, чем это требовалось, чтобы не прослыть немым. По-настоящему Ржавый Ус был привязан лишь к своему двуручному мечу, длиннющему и острому, как бритва, и даже сейчас, пребывая в безопасном дворе замка, не выпускал его из рук.
Последней – в списке, но не по значению – была огненная лиса Шахмана Егоза. Высокая, статная девушка, чей игривый костюм – короткий жакет с капюшоном и еще более короткая юбочка – был украшен лисьими ушками и роскошным рыжим хвостом. Лисы, как следовало из имени, дружили с огнем – некоторые лорды даже считали их записными пироманками – и предпочитали убивать на расстоянии. Их огненные стрелы жалили быстро и без промаха, и именно поэтому лорд Датос поручил присматривать за сыном Егозе, а не другому Герою – в присутствии лисы вероятность ближнего боя существенно снижалась.
При появлении наследника Герои, что вполне естественно, замолчали, устремив на него взоры, и Карлос, без особого восторга чувствуя себя в центре внимания, неспешно приблизился к Егозе.
– Шахмана!
– Рада видеть вас в добром здравии, молодой господин, – склонилась в поклоне девушка.
– Это я рад, что с тобой все в порядке, – улыбнулся юноша.
– Спасибо лорду Датосу.
– Спасибо, что прикрыла меня.
– Это мой долг.
– Первый вопрос, который Шахмана задала после пробуждения, был о вас, молодой господин, – почтительно пробасил воевода Генрих.
– Я довел дело до конца, – сообщил юноша.
– Лорд Грид рассказал мне, – бесстрастно ответила Егоза. – Вы повели себя очень смело.
– Ерунда. – Карлос потер подбородок.
И вдруг понял, что по-настоящему рад видеть Шахману целой и невредимой. Он знал, что Герои воскресают, что их смерть не навсегда, и относился к этому легко, как к само собой разумеющемуся действу, но… Но теперь что-то изменилось. Шахмана умерла на его глазах, умерла, закрывая его, умерла, выполняя идиотский приказ, и первый ее вопрос после воскрешения был о нем. О бестолковом хозяине.
Преданность?
Без сомнения. И такое отношение требуется поощрить.
А в следующий момент Карлос неожиданно подумал, что проходить через смерть, даже зная, что тебя вернут, – удовольствие не из приятных. Ты воскреснешь, но в твоей памяти, наверное, навсегда останутся воспоминания о последних секундах, ощущение затухающей жизни, боль, кровь и, возможно, страх. Хранят ли Герои воспоминания обо всех последних секундах, которые были в их опасной жизни?
«А ведь я никогда не спрашивал их об этом…»
Каково это: жить, помня все свои смерти? Падать в бездну снова и снова? Проходить через невыносимую боль? Не значит ли это, что быть Героем не так уж и весело? Что плата за силу и невиданные возможности необычайно высока? Не эти ли переживания заставляют Героев вести себя как можно проще, не задумываться о сложных вещах, чтобы не сойти с ума?