Некоторое время Константин Андреевич лежал без сна, ворочаясь с боку на бок и гадая, что бы все это могло значить. Кроме всего прочего, внезапное возвращение мадам Лопатиной основательно спутало его планы: совершенно непонятно было, например, как ему в такой обстановке искать запрятанные неизвестно где доллары.
На базар ее, что ли, спровадить? Так ведь денег почти не осталось. Раздухарился вчера, орел степной…
Постепенно, однако, усталость и нервное напряжение минувших безумных суток взяли свое, и Константин Андреевич провалился в сон, как в асфальтовую яму, успев напоследок подумать, что утро вечера мудренее.
Утром мадам Лопатина, накормив семью завтраком, нарядилась, подмалевалась, причесала Лопатина-младшего, который, опять же, вопреки обыкновению, ни словом, ни жестом не возразил против такого надругательства, и, взяв отпрыска за руку, отбыла в неизвестном направлении, сказав, что идет гулять с ребенком. Такое заявление в ее устах выглядело совершенно дико, но Константин Андреевич не стал вникать в детали, обрадованный тем, что квартира остается в его полном распоряжении. Провожая свое семейство до дверей, он уже шарил по стенам и мебели нетерпеливым взглядом золотоискателя, точно знающего, что прямо у него под ногами золотая жила.
Выглянув в окно и убедившись, что жена и сын скрылись за углом, Константин Андреевич собрался было приступить к поискам, но тут зазвонил телефон. Лопатин вздрогнул. Он все утро ждал этого звонка, но тот все равно застал его врасплох. С ужасом он обнаружил, что весь вчерашний вечер и все сегодняшнее утро думал вовсе не о том, о чем следовало бы, и теперь просто не знает, что же все-таки сказать шантажисту. Нетвердой рукой подняв трубку и втайне надеясь, что кто-то ошибся номером, он непослушными губами сказал в микрофон:
– Слушаю.
– Это я тебя слушаю, Лопатин, – ответил знакомый голос. – Ты что-нибудь решил?
– Решил, – сказал Константин Андреевич. Сытая насмешка, звучавшая в этом голосе, внезапно взбесила его, всколыхнув остатки мужества, и он действительно принял решение. Тем более что теперь у него вроде бы был шанс выйти из этого поединка победителем.
– Молодец, – все с той же вызывающей бессильную ярость интонацией похвалил телефонный голос. – Люблю решительных. Так я тебя слушаю, излагай.
– Я решил, – медленно и раздельно произнес он, – что ваше предложение мне не подходит.
– Чего? – словно не поверив услышанному, переспросил голос. – Наше предложение.., что?
– Оно меня не интересует, – твердо сказал Константин Андреевич, ощущая противный холодок в районе диафрагмы. Впрочем, это ощущение быстро прошло. Начав говорить, он отрезал себе путь к отступлению и теперь пер напролом, не оглядываясь на последствия. Это было как прыжок в воду с трамплина: страшно, пока не прыгнешь. И теперь Константин Андреевич был уже рад, что отважился и все-таки прыгнул. – Я не желаю с вами договариваться и не желаю больше вас слышать. Не звоните мне больше. Можете действовать как угодно, но я советовал бы вам бежать из Москвы со всех ног.
– Ой, – без малейшего испуга произнес голос. – Кошмар какой… Ты хорошо подумал, дружок?
– Гораздо лучше, чем ты, когда затевал всю эту ерунду, – отрезал Лопатин. – Не оставишь меня в покое – засажу на всю катушку, понял?
– Да понял, понял, – лениво отозвался голос. – Как знаешь. Хозяин – барин, так сказать. Я тебе ближе к вечеру позвоню – а вдруг передумаешь?
– Да пошел ты, – сказал Константин Андреевич и бросил трубку. У него было не так много времени, чтобы тратить его на пустую болтовню.
Выкурив на кухне сигарету, он приступил к методичному осмотру квартиры, не сомневаясь, что найдет спрятанные деньги: как-никак, он профессионал и об обысках знает все. Дело упрощалось тем, что это была его квартира, знакомая вдоль и поперек, и тем, что рыжая шлюха наверняка действовала впопыхах и не могла запрятать доллары глубоко. Сто тысяч – сумма не маленькая, в том числе и по объему, так что найти их будет проще пареной репы. Константин Андреевич мысленно разбил квартиру на квадраты и начал без лишней спешки, но проворно осматривать их один за другим.
Через час его уверенность стала понемногу уступать место глухому раздражению, а еще через двадцать минут он познал всю глубину отчаяния. Поначалу, заметив, что закрывавшую вентиляционную решетку в санузле кто-то снимал (на побелке отпечатались следы пальцев), он возликовал, решив, что его миссия увенчалась успехом.
Встав на край ванны обеими ногами, Лопатин снял решетку и запустил ищущую руку в черное отверстие. Пальцы ощутили бугристый бетон, мохнатую пыль, липкую паутину и какой-то мусор.
Больше в отдушине ничего не было.
Стараясь не впадать в панику, Константин Андреевич поставил решетку на место и слез с ванны. Подумаешь, отпечатки пальцев… Может быть, это жена травила тараканов или отпрыск развлекался: никогда не угадаешь, что ему придет в голову в следующий момент. Сигареты, например, прятал или иную какую-нибудь контрабанду – дело молодое, сами такими были.
Он пошарил под ванной и заглянул в смывной бачок унитаза, не обнаружив там ничего, кроме осевшего на стенках толстого, скользкого налета ржавчины.
Непроверенной оставалась только кухня – несчастных шесть квадратных метров дощатого пола, пятнадцать тесных кубометров навеки пропахшего кислыми щами пространства. Опустившись на корточки, чтобы заглянуть под холодильник, Константин Андреевич внезапно замер в нелепой позе, а потом медленно сел на пол, обхватив голову руками и спрятав лицо в сдвинутые локти.
Он внезапно понял все и едва сдержал готовый вырваться из глотки звериный вой.
Теперь ему стала ясна причина странного поведения жены. Каким-то образом эта сука ухитрилась обнаружить деньги и, конечно же, недолго думая наложила на них свою жирную лапу. Сын, наверное, при сем присутствовал, потому и помалкивает и ведет себя так, что хоть ты к ране его прикладывай… Интересно, что она ему пообещала? Наверняка компьютер, меньшим его теперь не купишь… Что за жизнь, подумал он с горечью. Мало мне было всех этих сволочей, так еще и родной сын туда же…
Это она, с внезапной вспышкой ярости подумал он.
Это она превратила моего сына в моего врага – с первого дня, с первой минуты. Что же делать-то теперь?
Вопрос был риторическим: он прекрасно знал, что ему следует делать. До двенадцати она, конечно, не вернется, и значит, снова придется унижаться и просить об отсрочке. Часть денег она обязательно потратит, но на фоне ста тысяч эта трата будет не такой уж заметной.., в конце концов остаток можно будет вернуть потом. Но то, что она не успеет потратить, он из нее выбьет – если понадобится, то и кулаками. Потому что "либо это, либо пропадать…
Чертова дура!
Лопатин посмотрел на часы и заторопился; было уже без десяти одиннадцать, а до ГУМа путь не близкий. Он оделся, в сотый раз придирчиво проверив, не осталось ли где-нибудь на одежде следов губной помады, запер дверь и почти бегом спустился по лестнице, моля Бога о том, чтобы на выходе из подъезда не столкнуться с женой. Он подозревал, что она вряд ли скажет ему хоть что-нибудь, но предпочитал не рисковать. Вякни она что-нибудь, когда он находился в таком состоянии, и он, пожалуй, мог бы придушить ее голыми руками на виду у всего микрорайона.