– Нет, это не Гоша, но…
Кавалерия досадливо поморщилась и махнула рукой.
– Марш отсюда! Надоело слушать вранье! Найди Сашку и успокой его! Его страдающая тень надоела мне еще вчера!..
Вечером, когда шныры-первогодки укладывались спать, их потревожили ужасные скребущие звуки. Казалось, внизу кто-то пилит железную бочку. Все прильнули к стеклу. Под окнами с лопатой бродил непризнанный гений Гоша и с омерзением к физическому труду сгребал с дорожки снег.
* * *
До завтрака Рина заскочила к Сашке. На двери у мальчишек очень мелко, чтобы не бросалось в глаза Кузепычу, фломастером было написано: «Ферма по производству свиней неблагодарных». Почерк, кажется, Данин. Да и высота тоже его, потому что пишут обычно на уровне глаз, а тут надпись располагалась у дверной коробки.
– Привет! – сказала она Сашке.
Он ответил открытой и радостной улыбкой, которая сразу сделала ненужными все тяжелые объяснения.
Весь день они провели в пегасне. Рине казалось: Сашка просто чудо. Она любила и его, и ШНыр, и даже бездонную лужу, в которую, проломив лед, провалилась ботинком. Небольшая, но яркая радость: Ул великодушно позволил им то, чего не позволял никому, – проехаться на Азе.
Новички и средние шныры уже смотрели на Рину без досады и орали на нее, как на свою, когда она забыла запереть денник Митридата и он удрал в проход. Шныры не умеют дуться долго. Слишком хорошо всем известно, что любое затаенное раздражение легко может задержать в болоте.
«Ну что, былиин, отлегло от сердца? У нас всегда так. Если шныры не убили тебя сразу – считай, что ты прощен!» – улыбаясь, подытожил Ул, помогая Рине спрыгнуть с Азы.
Правда, существовало нечто, царапавшее совесть Рины. Сашке очень понравились ее новые ножи. Он в них буквально влюбился. Вышел на улицу и минут двадцать метал в деревянный щит у пегасни. Ножи летали как перышки. Мягкие, насосавшиеся влаги доски они пробивали насквозь. Рина выжимала улыбку и понимала, что не может сказать Сашке, откуда эти ножи у нее взялись. Одна ложь прицепом потянула за собой другую. На вопрос Сашки, где ее прежняя выкидушка, Рина брякнула, что потеряла.
Вечером после разговора с Кузепычем Макс умчался куда-то, прихватив с собой трех средних шныров, Оксу и решительную барышню Штопочку. Произошло это в столовой, и там же всезнающий Гоша сообщил Рине, что Макса послали отдавать лошадей.
– Каких лошадей? – спросила она по инерции и тотчас, еще до ответа Гоши: «Здрасте! Твоих!» – все поняла.
А Гоша уже торопился вывалить подробности. Нашелся человек из Мурома, родной брат одного из друзей Кузепыча, который согласился продержать лошадей до весны. Помещение у него вроде есть, кое-какие возможности тоже, проблемы только с кормом и с тем, как доставить лошадей на новое место. Но вроде как Кузепыч нашел выход.
– А ведьмари? – спросила Рина, вспоминая страшный приказ Тилля сжечь коней.
– Да вроде как не возбухают. Приехали на двух машинах, покрутились. Один сам любителем лошадей оказался. Бегал, ловил, даже руку поранил, – с наслаждением сообщил Гоша.
Рина вздохнула. Последнее время она ничего уже не понимала. Ни в шнырах, ни в ведьмарях, ни в самой себе. А еще меньше, откуда ведьмари могли так хорошо узнать ее, что именно ей забросили удочку с этими лошадьми во Владимирской области? Или все дело в уникуме, который был именно на ее укороченной нерпи? Но все равно это ровным счетом ничего не объясняло.
Мы часто путаемся со словом «любовь». Тащить в ветеринарку кусающуюся от страха уличную псину с гниющей ногой – это любовь. Жить с надоевшим до тошноты спившимся родственником и стараться, чтобы он хотя бы не замерз, – тоже любовь. А остальное – это так, слюнообмен!
Кавалерия. Из лекции по шныровской этике
Следующее утро началось с обычного обмена мнениями. У Алисы и Фреды оказались одинаковые зубные щетки – зелено-белые, примерно одинаковой степени изношенности.
– Ты опять спутала мою щетку, слепая! Не собираюсь болеть сифилисом! – заорала Алиса. Ее оружием был истерический наскок.
Страдала Фреда сифилисом или нет, в данном случае значения не имело. Удар достиг цели. Фреда начала медленно наливаться сизой кровью. Она заводилась не так быстро, зато была злопамятной и могла месяцами пилить за мелкий промах.
Рина лежала в кровати и без удивления слушала перепалку. От Яры она знала, что когда новичок приходит в ШНыр, из него с дикой силой начинает переть грязь. Оно и понятно: пока человек пребывает в комфортных условиях, живя в вате и кушая мармелад, он вполне может казаться себе хорошим. А тут поишачь в пегасне, походи в мокрых ботинках, поживи в одной комнате с четырьмя такими же живоглотами – сразу узнаешь сам о себе массу нового.
Алиса и Фреда еще некоторое время покричали, потом успокоились и рука об руку отправились в столовую. За ними потянулись Лара, Рина и Лена, лениво заплетавшая на ходу тяжелую косу. Кирюша подкрался к Лене сзади и, используя пальцы как ножницы, сделал вид, что отрезает ей волосы. Лена только зевнула и, по-матерински оглядев Кирюшу, застегнула ему пуговицу.
– Не прыгай так, а то ножку подвернешь! – сказала она.
Уже две недели все шныры-новички сидели вдесятером, сдвинув столы и заняв пространство между колоннами. Кавалерия отнеслась к этому спокойно. Она уже привыкла, что младшие и средние шныры вечно устраивают со столами всякие перестановки.
Завтрак прошел в шныровских традициях. Та же суета дежурных, те же фокусы Макара, достававшего Даню; те же наушники в ушах Кирилла; та же продуманная и всех опережающая ленца движений Лены.
Из кухни доносились вопли, будто там кого-то резали. Это Суповна объясняла Гоше и Наде их прямые обязанности.
– Суповна на них орет, – сказал Кирилл.
– Она всегда орет, – отозвался Даня.
– Она что, чего-то за ними знает?
– Внимайте интонации, господа! Она орет профилактически. Опыт показывает, что каждый средний шныр хоть в чем-нибудь да виноват.
Влад Ганич не присаживался. Пчелкой перелетал от стола к столу, шептался и комбинировал что-то с теми из средних шныров, которые начали нырять самостоятельно. Не так давно Влад открыл для себя, что на двушке есть не только закладки, на которые посягать нельзя. Всякие мелкие предметы, приносимые оттуда – кусочки коры, траву, хвою, семена цветов, – оказывается, можно успешно выменивать на шоколад, растворимый кофе, чипсы, новые носки и прочие подобные вещи.
Рина заметила, что Кузепыч, всегда очень обстоятельный при поглощении пищи, сегодня то и дело отвлекался и посматривал на дверь. Кавалерия дважды появлялась в столовой и исчезала. Среди старших шныров царило оживление. Кроме того, преподавательский стол был накрыт на четверых.