– Да, – Олег выдохнул дым.
Глеб Сиверов увел Тамару Колотову в толпу танцующих и только потом взял за плечи. Женщина обняла Глеба, прижалась к нему и прошептала:
– Я все сказала ему так, как ты учил.
– А он? – тихо спросил Глеб, заглянув в темные глаза Тамары.
– А он сказал, что я сука.
– Вот как?
– Да, да. Он обозвал меня. Ну ничего, я к этому уже привыкла. Когда они злятся, всегда обзывают меня.
Глеб взглянул на Альберта Прищепова. Тот, понурившись, сидел за столиком, потягивая французское вино из высокого прозрачного бокала.
– Что я еще должна делать? – теснее прижимаясь к Глебу, спросила Тамара.
– Пока еще не знаю. Танцуй.
– Я и танцую.
Музыканты играли превосходно. Под такую настоящую, живую музыку и танцевать было приятно. Глеб в этот момент вспомнил об Ирине Быстрицкой и пожалел, что сейчас ее нет рядом.
«Хорошо было бы танцевать с Ириной, а затем пить приятное легкое вино, прозрачное и веселое».
– Ты о чем-то задумался? – положив голову на плечо Глебу, спросила Тамара.
– Да нет, собственно, ни о чем.
– Ты замечательный человек. У меня никогда не было таких друзей и никогда не было таких любовников.
«И не будет!» – почему-то подумал в этот момент Глеб.
– Может, потом поедем ко мне? – прошептала Та-" мара, обдав ухо и шею Глеба жарким дыханием.
– Посмотрим, – пожал плечами Сиверов и вновь взглянул на Альберта Прищепова.
Прищепов сидел в кресле, откинувшись на спинку, и обшаривал глазами зал.
«Интересно, кого он так высматривает? Кого-то ждет?» – Глеб, развернув Тамару, тоже осмотрелся.
Вокруг веселились праздные люди – молодые, красивые, пожилые, в дорогих костюмах и дорогих вечерних платьях. Всем было хорошо.
Глеб не знал никого из присутствующих, ведь раньше он никогда не бывал здесь. И ему, честно признаться, вообще не нравились рестораны, ему не хотелось, чтобы кто-то из посторонних видел его. Больше по душе Глебу были тихие застолья в узком кругу. А лучше всего – один на один.
Музыка кончилась. Глеб поблагодарил Тамару, взял ее за руку и подвел к столику.
Глубоко посаженные глаза Альберта Прищепова под отяжелевшими от вина веками рыскали по залу. Они вспыхивали и гасли. Кое-кто раскланивался с Прищеповым. Женщины в роскошных вечерних платьях махали ему рукой, иногда даже посылали воздушные поцелуи.
Прищепов ухмылялся, показывая ровные вставные зубы и золотые коронки.
– Публика сегодня не очень, – как бы сам себе, но в то же время обращаясь к Глебу и Тамаре, сказал Прищепов. Затем потянулся к бутылке и наполнил бокалы. – Ну, господа, выпьем же за знакомство. Так вы говорите, занимаетесь бизнесом?
– Ну, в общем да, – вяло ответил Глеб, набивая подобными ответами себе цену.
– И дела ваши идут хорошо?
– В общем-то да, – вновь флегматично пожал плечами Глеб.
– Тогда давайте выпьем за то, чтобы ваши дела всегда шли так же хорошо.
Первая подхватила свой бокал Тамара и подвинула его к середине стола. Бокалы со звоном стукнулись друг о друга, словно поцеловались. Глеб сделал маленький глоток, смакуя вино.
– Да, вино здесь хорошее, – заметил Прищепов с видом гурмана и знатока.
Глеб Сиверов, даже не взглянув на бутылку, сказал:
– Наверное, урожая восемьдесят седьмого года.
– Да нет, восемьдесят девятого. Восемьдесят седьмого было бы чуть помягче.
И тут же Прищепов подумал:
«А этот незнакомец ничего, разбирается в винах. Если бы он был из ФСБ, то в таких делах не смыслил бы ни бельмсса, все они там профаны».
И, чтобы убедиться в своей правоте, он заговорил с Глебом о французских и немецких винах. Глеб с дежурной вежливостью поддержал беседу, напустив на себя важность и безразличие. Колотова с интересом прислушивалась к разговору мужчин, хотя он ей казался абсолютно пустым и ненужным.
А те принялись спорить. Альберт Прищепов настаивал, что самые лучшие вина – во Франции. А Глеб Сиверов утверждал, что нет вин лучше германских – из того винограда, который растет на берегах Рейна.
– Нет, нет, немецкие вина какие-то кисловатые, – сказал Прищепов. – В них нет того букета, той концентрации.
– Этим они и хороши, – заметил Глеб.
– Ну, кому что, – махнул рукой, украшенной перстнями, Альберт. – Бог с ними, давайте закажем еще бутылочку.
Глеб утвердительно кивнул, перед этим взглянув на Тамару.
– Ты какое будешь, красное или белое?
– Мне абсолютно все равно, – уже пьяно и весело ответила она.
– Тогда давайте возьмем бутылочку красного.
– А я люблю белое, – вставил Альберт Прищепов.
– Тогда позвольте вас угостить. Возьмем бутылку красного и бутылку белого.
Буквально через пару минут на столе появилось две длинных бутылки – одна красного вина, другая белого, урожая восемьдесят седьмого года. Вновь завязался какой-то незначительный разговор, на этот раз о музыке и о живописи.
И вот в тот момент, когда Альберт Прищепов говорил о ценах на Западе на русскую живопись, а конкретнее, на русский пост-модерн, он вдруг осекся, его лицо изменилось. Прищепов побледнел, глаза забегали, пальцы задрожали.
– Что с вами, Альберт Николаевич? – осведомился Сиверов, уже понимая, что Прищепов увидел кого-то, с кем встреча была нежелательна.
– Да так… – выдохнул Прищепов и сделал большой глоток вина, было похоже, что у него во рту все пересохло, а язык присох к небу.
Он даже немного распустил узел галстука, словно тот сжимал ему горло, не давая дышать и глотать.
Глеб вальяжно развернулся и взглянул туда, куда боялся посмотреть Альберт Николаевич Прищепов. Через два столика от них он увидел двух мужчин: одного в сером костюме, а другого в кожаном пиджаке необычного покроя, как из журнала мод.
Эти мужчины смотрели на Колотову, на Сиверова, но пристальнее всего – на Альберта Прищепова.
Тот как-то засуетился:
– Господа, может уйдем отсюда, продолжим наше веселье в каком-нибудь другом месте?
Глеб сделал вид, что не услышал слов Прищепова, тем более что музыка звучала очень громко, а Прищепов почти шептал.
Еще минут через пять Тамара предложила Сиверову потанцевать. Глеб взглянул на Альберта Прищепова. Тот ничего не сказал. По суетливости Альберта Прищепова было видно, что он чем-то серьезно озабочен, если не сказать, смертельно напуган.