— Кто?! — вырвалось у меня.
Девочка пожала плечами. И правда, сейчас не так важно, кто уничтожил веху. Гораздо важнее решить, что же делать нам.
— Теперь путь в У-Наринну разрушен, — спокойно сказала девочка. — Дальше дороги нет. И обратно тоже нет. Отсюда нельзя выйти.
— Как — совсем нельзя? — упавшим тоном переспросила я.
Оказывается, я до сих пор продолжала надеяться вопреки очевидности. Очень грустно услышать, как кто-то подтверждает твои самые худшие предположения.
Девочка покачала головой.
— Совсем, — тихо сказала она. — Это место теперь отрезано от мира. Здесь нет времени. Здесь ничего нет.
Я вздрогнула, потому что рядом тихонько заскулил вулх. Наверное, решил, что хуже уже не будет. Можно выть.
— И как же нам быть? — горько спросила я.
— Сделать новую веху, — буднично ответила девочка.
За моим плечом тихо ойкнул Корняга. Девочка протянула ко мне руку и раскрыла ладонь. На ладони лежало продолговатое золотое зёрнышко. Металл был живым. Он жарко сиял, распространяя вокруг золотистое свечение. И ещё он переливался, меняя яркость и оттенки. Жёлтые блики скользнули по ладони девочки и разлетелись во все стороны, как шаловливые мотыльки.
Я заморгала. Девочка сжала пальцы, и мир снова стал тускло-ржавым.
— Что это? — почему-то шёпотом спросила я.
— Последнее семечко Железного поля, — серьёзно сказала девочка. — Мне едва удалось его спасти. Если мы сумеем вырастить из него новую веху, то сможем продолжить путь.
— А что для этого нужно? — поинтересовалась я.
— Сначала, — деловито сказала девочка, — нужно развести костёр.
И она спрыгнула с железной конструкции, ухитрившись не зацепиться платьицем за прутья. Деревянные подошвы сандалий глухо стукнули о твёрдую землю. Я огляделась в поисках топлива. На мой взгляд, поблизости не было ничего, что могло бы гореть. Разве что кое-какие вещи из моей поклажи. Да ещё эти самые сандалии. Даже если мы с девчонкой согласимся пожертвовать своими вещами, из такой малости костёр не разведёшь.
Девочка сделала шаг в сторону и поманила меня за собой. Она действовала так уверенно, словно знала, что именно ищет. Наверное, и впрямь знала. Мы спустились в небольшой овражек — такие овражки довольно часто попадались мне на пути. На дне его толстым слоем лежала ржавая труха. А на склонах то тут, то там росли из земли странные металлические кустики. Больше всего они походили на водоросли. Или на сухую полынь. Ажурные серебристые веточки казались невесомыми. Девочка наклонилась и легко отломила один кустик.
— Их нужно много, — сообщила она. — Как можно больше.
Я протянула руки к соседнему серебристому кустику. Металл действительно оказался очень лёгким. И хрупким.
Мы ободрали все склоны этого овражка, отнесли охапки серебристых веточек туда, где тоскливо топтался на одном месте Ветер, и отправились на дальнейшие поиски. Корняга увязался за нами, а Одинец остался сидеть рядом с Ветром. Уходя, девочка обернулась и хладнокровно бросила анхайру:
— А ты пока поищи такую… ну, вроде как металлическую лепёшку. Только изогнутую. Понял? Только не уходи далеко — потеряешься.
На мгновение перед моим мысленным взором мелькнула картинка, которую девочка передала анхайру. На языке вулхов, что ли? Картинка была точнее словесного описания.
Анхайр озадаченно кивнул. И поднялся с места.
В этот раз мы нагрузили металлические водоросли на Корнягу и отправили его назад, а сами продолжали собирать топливо. Пенёк, поверх которого громоздился необъятный, в пять раз больше его самого, ворох серебристых веточек, выглядел потрясающе. Я даже и сравнения подыскать не смогла. Провожая его взглядом, я пробормотала себе под нос:
— Одни дрова другие дрова понесли…
Только в этот миг я поняла, что кто-нибудь другой на моём месте, перечисляя способные гореть предметы, мог бы включить в этот перечень и Корнягу. Кто-то другой, умный и расчётливый — но не я. И наверняка не Одинец. Даже если бы единственным способом выбраться отсюда было развести костёр из корневика, я бы не смогла убить друга. И плевать мне на всё, даже на собственную жизнь. И на У-Наринну.
Да, хоть я и обзываю Корнягу настырным пнём, нахлебником и врунишкой — собственно говоря, он такой и есть, — неунывающий корневик давно стал мне другом, а не просто попутчиком. Как и анхайр. Выходит, путь в Каменный лес подарил мне целых двух друзей — больше, чем у меня было за всю жизнь.
Выбираясь из оврага, Корняга накренился, и несколько веток выпали из охапки. Он не сумел придержать их, и хрупкие веточки рассыпались серебристым прахом.
— Смотри, куда корни ставишь! — прикрикнула я.
— Да я и смотрю, — обиженно проскрипел корневик. — Только ничего не вижу. Ветки глаза застят.
— Ладно, живи, — фыркнула я. — Может, ещё пригодишься.
Я чуть не добавила «на растопку», но прикусила язык. Пенёк такой шутки явно не поймёт. Ещё и обидится, чего доброго.
Ломая хрупкие металлические кустики у самого основания и осторожно складывая их на землю, я продолжала обдумывать эту мысль. И мне даже удалось найти для неё хорошее выражение.
«С деревьями об огне не шутят».
По-моему, эта фраза могла бы занять достойное место среди присловий Унди Мышатника.
Когда мы принесли ещё по одной охапке лёгких серебристых веточек, их собралась огромная куча.
— Хватит, — решила девочка, тряхнув косичками.
Она обернулась к анхайру. Вулх повёл хвостом, приглашая нас следовать за ним. Через пару десятков шагов он остановился над небольшой рытвиной. Девочка наклонилась и, как мне показалось, без особых усилий достала из ямы лепёшку тёмного металла. Металл, расплавившись, затёк в углубление и застыл в виде причудливо изогнутого листа. При желании его можно было использовать как блюдо. Или миску.
Мы вернулись к решётчатой железной конструкции, около которой по-прежнему понуро стоял Ветер.
— Отойди, — велела жеребцу девочка, и он послушался. Рыжая кроха повернулась к Корняге:
— А ты вообще уберись подальше. Тут сейчас будет костёр до небес.
Корневик торопливо отполз в сторонку.
Девочка положила у основания решётки охапку металлических веточек, поставила сверху на прутья найденное Одинцом блюдо и бережно опустила в него золотое зерно.
— Ну что же ты? — обратилась она ко мне. — Поджигай!
Я пожала плечами, вытащила кремень и ударила по нему кресалом. Синяя искра упала на серебристые ветки.
Металл занялся мгновенно. Он вспыхнул ослепительным пламенем диковинного, никогда не виданного мной оттенка. Мне не с чем сравнить этот цвет — ну вот, скажем, если взять бледнофиолетовый, только очень-очень яркий, нестерпимо яркий… Нет, я не могу его описать.