Любоф и друшба | Страница: 18

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Вопрос, который занимал маму: почему троица уже который день безвылазно торчала дома, словно помещики в имении? Вернее, не вся троица, а Вадик с Алиной. Сергей уезжал утром и возвращался к вечеру, а брат с сестрой оставались дома. Почему они не показывали носу на улицу? Что за страшная тайна держала их за забором?..

Вопрос, который занимал Женю: что она сделала плохого, за что ее опять бросили? Я так хорошо знала, что думает Женя, как будто сидела у нее в голове: Женя думала, что ее рассмотрели поближе и отвергли, отбросили. Что она неправильная, что она опять получила двойку…

Вопрос, который занимал меня: что мне сделать, чтобы Женя не плакала по ночам в нашей комнате, думая, что я сплю?..

Мама лежала у себя в комнате с полотенцем на голове. Мы с Женей приносили ей свежее, намоченное холодной водой полотенце, чай, бутерброды, бульон и куриные котлеты с рисом. Несправедливо, что нужно было ее утешать, но Женя выглядела такой же прозрачно-спокойной, как обычно, а мама всегда умудряется устроить все так, чтобы быть главным действующим лицом.

– Здесь какая-то тайна. Ужасная тайна… Это сводит меня с ума и совершенно лишает аппетита к жизни, – сказала мама, беспомощным жестом придвигая к себе тарелку с курицей и рисом.

– Мама, пожалуйста… мало ли причин, по которым люди решают, что они больше не хотят общаться… – покраснела Женя.

– Тебе все как с гуся вода, а я страдаю, – всхлипнула мама, воткнув вилку в куриную котлету, и мы на цыпочках вышли из комнаты.

И хотя я гипнотизировала Женин телефон, как анаконда кролика, кролик молчал, то есть телефон молчал.


Вечером к нам пришла Люда, поднялась к нам в комнату, спросила: «Девочки, можно мне с вами тихо посидеть, я не буду ни о чем спрашивать».

Мы тихо сидели и ни о чем не спрашивали Женю и вдруг услышали голос за дверью: «Если жизнь дает что-нибудь, то лишь для того, чтобы отнять. Шопенгауэр». Затем за дверью послышалась возня, но это не Шопенгауэр пришел к нам в гости – в комнату ворвалась Лидочка, а за ней просочилась Мария.

Мария уселась в уголке с книжкой c выражением тихого упрямства на лице – ни за что не уйду, как ни просите, – как будто нельзя почитать в другом месте, не там, где Женя лежит, отвернувшись к стене. Лидочка покрутилась по комнате, порылась в шкафу, примерила мою куртку, полюбовалась на себя в зеркало и наконец бухнулась на кровать между мной и Людой.

– Ну что, девчонки, облом? – весело спросила Лидочка. – А все потому, что вы меня не спросили…

– Всякое счастье имеет отрицательный характер, а страдание по своей природе положительно… – меланхолически подхватила Мария.

– Что ты сказала? – угрожающе спросила я.

Мария закрылась книжкой.

– Это не я, это Шопенгауэр… Мухи рождаются для того, чтобы их съедали пауки, а люди – для того, чтобы их глодали скорби. А это сказал Вольтер.

Лидочка сбросила туфли, встала на мою кровать и громко, как учительница в классе, сказала:

– Жене нужно было ему дать.

Откуда такие выражения у пятнадцатилетней девочки? То есть это глупый вопрос – откуда, но откуда это у нашей девочки, у девочки из хорошей семьи?!

– Вы думаете, что самые умные, а на самом деле ничего не понимаете в жизни! А в жизни все очень просто, – вещала Лидочка, стоя на кровати.

– Принцип простоты сформулировал философ Оккам в четырнадцатом веке. Он сказал: не нужно множить сущность без необходимости, – подхватила Мария. – Это означает: не нужно прибегать к сложным объяснениям там, где годятся простые.

– Я и говорю, нужно было ему дать, – перебила Лидочка.

Лидочка спрыгнула с кровати и покровительственно погладила Женю по плечу:

– Ты ему не дала, вот он тебя и бросил. Эх ты, дурочка наивная… Ты хотела, чтобы у тебя это было по какой-то там любви, чтобы это были какие-то там особенные отношения… Кому нужны эти твои особенные отношения?! Кому захочется нарываться на отказ, если полно других?

– А вот и не так. Женя правильно поступила, – авторитетно заявила Мария. – Последние американские исследования показывают, что те пары, которые быстро начинают интимную жизнь, как правило, не вступают в брак.

– Нет, не правильно, нет, как дура! Так она никогда не выйдет замуж! – завизжала Лидочка. – Может быть только один вопрос: сразу дать и сказать – «мне ни с кем еще не было так хорошо», или немного подразнить, а потом дать. А ты, Мария, не лезь туда, в чем не понимаешь.

Лидочка и Мария мгновенно забыли, что пришли утешать Женю, и между ними завязался оживленный спор о том, что нужно, чтобы не только привлечь, но и удержать мужчину. Лидочка обозначила проблему проще – давать или не давать?

Женщина, отдавшаяся мужчине, моментально становится ему не интересной, и он ищет других, такова мужская природа, – это было мнение Марии и Шопенгауэра.

Женщина, не отдавшаяся мужчине, моментально становится ему не интересной, и он ищет других, такова мужская природа, – это было мнение Лидочки, она высказала его другими словами, но суть была такая.


Люда смотрела на Лидочку с изумлением, как будто младенец вдруг вылез из коляски и басом попросил закурить. Люда обычно приходит к нам в свой выходной день на неделе, когда Лидочка в школе, поэтому она все еще видит в ней плаксивую девочку в платке с больными ушами.

– Лидочка, если ты быстро начнешь интимную жизнь, то твой мальчик будет думать, что ты легкодоступна, – из педагогических соображений возразила Люда. – Тебе же самой будет больно, если ты увидишь, что его не интересовало в тебе ничего, кроме твоего тела…

– Ха, – ответила Лидочка, – мы еще посмотрим, кому будет больно…

Люда попробовала зайти с другой стороны.

– Ну а беременность? – страшным голосом сказала она. – Клинические осложнения, включая выкидыш, токсикоз, кровотечения…

– Можно аборт сделать, – пропищала Лидочка.

– Аборт, или вакуум-аспирация, наносит организму подростка огромный вред.

– Но есть же безвредные таблетки…

– Это ты говоришь мне, врачу? – возмутилась Люда. – Гормональные таблетки совсем не безобидны, они бьют по печени и по всей гормональной системе…

Женя вдруг села на постели, такая трогательная в своих разметавшихся золотых кудряшках, что у меня от жалости защемило сердце, и пробормотала как будто сама себе:

– Во мне есть какой-то изъян… Я глупая, плохая?.. Почему меня нельзя полюбить?

Все наперебой бросились перечислять, какая Женя – не глупая, не плохая, а наоборот, красивая, добрая… Женя не боится выглядеть слабой, униженной, не боится, что ее будут жалеть. У Жени совсем нет самолюбия, а у меня слишком много – больше всего на свете я боюсь, что меня будут жалеть.

Разговор от секса перешел к более тонким материям: что правильно – показать свою любовь или, наоборот, равнодушие?