– Ты уверен, что все понял правильно?

– Вы еще посоветуйтесь со специалистами, но другого варианта я просто не вижу. Смоленский поступил просто и гениально. Все тексты пишутся буквами, но это не значит, что, имея алфавит, мы можем самостоятельно, без подсказки Льва Николаевича Толстого восстановить из них текст «Войны и мира». Нужно иметь еще и алгоритм для расстановки букв.

– Что ж, Глеб, для каждого из нас нашлись в этот день и разочарования, и открытия, – произнес Потапчук, принимая из рук Глеба сверкающий диск, – главное, мы теперь знаем, что нужно искать.

– И кто-то еще тоже знает, что нужно искать, – напомнил Сиверов, – не зря вместе со мной на квартире появился неизвестный.

– Глеб, мне очень не нравится то, что происходит. Бандиты редко переодеваются в милицейскую форму, и уж полные – конченые идиоты носят с собой фальшивые удостоверения ФСБ.

– Они не похожи на идиотов.

– Значит, игра идет по-крупному, когда на средства уже не обращают внимания, главное – результат, – Потапчук с тоской вздохнул и посмотрел на пачку сигарет, лежащую на приборной панели. Ему хотелось закурить, и, если бы генерал находился в одиночестве, непременно доставил бы себе это удовольствие. Но при Глебе ему не хотелось выглядеть слабовольным. – И не надейся, просить сигарету не стану.

– Иногда нужно доставлять себе маленькие удовольствия. И я обещаю вам, Федор Филиппович, однажды мы с вами встретимся у меня просто так, выпьем бутылочку коньяку, посмакуем хороший кофе, покурим всласть и поболтаем о жизни.

– Когда это еще будет, – махнул рукой Федор Филиппович.

– Когда мы закончим дело, – тут же вставил Сиверов. – И чувствую, это случится скоро.

– Твои слова да Богу в уши, – Потапчук вяло пожал Глебу руку и исчез в темной арке.

«Что лучше, – подумал Сиверов, – прийти домой утром, когда Ирина уже поднимется, или прямо сейчас?»

Опыт подсказывал, что лучше прийти утром. И Глеб, дождавшись, когда «Волга» Потапчука вновь минует стоянку, заехал во двор. Взбежал по лестнице. Не утруждая себя тем, чтобы раздеться, лишь сбросив ботинки, он лег на фанерный подиум посреди большой комнаты. И внезапно в памяти всплыла фраза, прочитанная в дневниках Смоленского:

«Жизнь – это игра, в которую невозможно выиграть, смерть – всегда проигрыш. Всякая жизнь кончается смертью».

«Мысль слишком пессимистическая, чтобы с ней можно было жить», – подумал он.

Глеб чувствовал, где-то в рассуждениях кроется подвох, но где именно, он пока понять не мог.

Глава 6

Полковник ФСБ Сергей Борисович Комов, получив компрометирующую его кассету и письмо, несколько дней пребывал в замешательстве. Его настроение было хуже некуда, измерь его числом, получилась бы отрицательная величина. Но Сергей Борисович умело скрывал свои чувства. На службе с подчиненными и начальством он вел себя сдержанно. Сказывалась чекистская выучка. Полковник ФСБ понимал, лучше в его ситуации – осмотреться, оценить собственные силы и пока, чтобы себя не выдать, лучше не предпринимать никаких действий. Он ни разу не сорвался, не накричал на подчиненных, не чурался равных с ним по званию и должности. Когда требовалось пошутить, он шутил, а если ситуация требовала строгости, он таковым и был. Но каждую минуту, каждую секунду Комов не забывал о злополучных кассете и письме, а также о странном телефонном звонке.

Прошло довольно-таки много времени, но злоумышленники, как ни странно, ничего пока не предпринимали. Не объявлялся и Смехов.

«Может быть, они передумали, может, погибли, уехали, исчезли – мало ли чего могло случиться? – приходила иногда шальная мысль, – и тогда я свободен!» – тешил себя мыслью Сергей Борисович, хотя при этом прекрасно понимал, что чудес не бывает: судьба прижимиста на подарки.

Он достаточно долго работал в органах, чтобы знать: если кто-то снял компрометирующую запись, она сделана для конкретных целей. Профессионалы любительщиной не занимаются. Полковник перебирал в памяти свою прошлую жизнь, вспоминая мельчайшие подробности, ворошил дела, которые вел за долгие годы работы в органах.

И, лишь придя домой после службы, он расслаблялся – становился мрачен и раздражителен, не скрывал своих чувств, срывал злость на жене и дочери, по малейшим пустякам начинал кричать, оскорбляя, в общем-то, ни в чем не повинных родных.

– Ну что с тобой, Сереженька? – пыталась найти подход к мужу супруга.

– Займись своими делами, в мои не лезь!

– У тебя на работе снова проблемы?

– Не было и нет у меня на работе никаких проблем.

– Тогда что, скажи!

– Отстань! – рычал Сергей Борисович, злобно сверкая глазами, сжимая кулаки. – Отстаньте все, оставьте меня в покое! Мне сейчас не до вас. От твоего нытья только тошно становится.

Он присматривался к коллегам, к начальству. «Неужели это сотворили свои? – точила сердце и мозг страшная мысль. – Неужели это они – те, с кем я проработал столько лет вместе в одном здании, в соседнем кабинете, те, с кем я пил пиво и жрал водку? Зачем это им? Ведь я никому не переходил дорогу, никому не бил доносом в спину, ни на кого не нападал… Нет, это не свои. Но тогда кто мог устроить мне подставу, отследить квартиру, встречи, а самое главное, сделать довольно профессиональную запись, такую, которую не объявишь подделкой? Она способна убить наповал».

– Господи, – сжимая ладонями виски, шептал полковник ФСБ, – неужели это крах и все Т рухнет? Нет, так просто меня не возьмут!

Сослуживцы заметили, что с коллегой что-то не в порядке. Непосредственный начальник Комова генерал Павлов вызвал его к себе в кабинет. Усадил в мягкое кресло для гостей, отгородив от себя маленьким журнальным столиком, заказал кофе и, глядя в глаза Комову, вкрадчиво поинтересовался:

– Сергей Борисович, у тебя дома все в порядке?

– Да, – слишком быстро, чтобы казаться искренним, ответил полковник.

– Что-то я тебя не узнаю.

– В чем дело?

– В последнее время ты странным стал.

– Не понимаю, в чем это проявляется, – злясь, но еще сдерживая себя, спросил Комов.

– Может быть, ты сам не понимаешь, не замечаешь, – задумчиво произнес генерал, постукивая карандашом о стол, – может быть, мне кажется. Но я редко ошибаюсь. С тобой что-то происходит. Если неприятности, поделись, может, я смогу тебе помочь. А если ты устал, напиши рапорт, отправлю тебя в отпуск.

– Нет, – твердо произнес Сергей Борисович, – все у меня в порядке. Просто я, наверное, переутомился, слишком много было работы.

– Не так уж и много, – произнес прекрасно осведомленный генерал, – не больше обычного.

– Знаете, со мной, как с мотором, случается – может быть, я перегрелся, работал на слишком больших оборотах.

– Все возможно, – произнес шеф, ставя чашку на стол. Генерал не сделал ни одного глотка, кофе остался нетронутым. – Ты хороший работник, Сергей Борисович, и мне будет жаль тебя терять. Подумай, как поправить дела, а пока – иди.