– И какое у вас теперь ощущение? Направленность информации изменилась, когда к делу пришел другой человек?
– Нет, с этим все в порядке. Не думаю, чтобы Самохвалов умышленно о чем-то мне не сообщал.
Конечно же, информация изменилась, но это дело личных пристрастий, взглядов на жизнь, манеры думать.
Глеб подпер голову рукой.
– Я всегда очень настороженно относился к сообщениям о самоубийстве людей, владеющих секретами.
Генерал согласно кивнул.
– Я тоже.
– Но давайте, Федор Филиппович, предположим, что это обыкновенное самоубийство. Не сам же он делал фотографии на память? А если уж сделал, то не стал бы переживать по этому поводу.
Допустим, он мог бы распереживаться, если бы фотографии нашла жена. Вы с ней говорили, она находила их?
– Да.
– Когда?
– Уже после гибели. Она первой приехала на дачу и обнаружила труп мужа и фотографии, из-за которых полковник застрелился.
– Застрелился или был застрелен?
– Этого никто не знает. По заключению суд" медэкспертизы мертвым он был уже часов четырнадцать.
– Вот видите, уже кое-что. Значит, фотографий делал не он.
– Я могу тебе сказать даже больше, Глеб. Я знаю, где эти снимки сделаны, мои люди провели работу.
– И что?
– Они сделаны в Санкт-Петербурге, в гостинице «Заря», причем сделаны профессионалом. И еще: в эту гостиницу людей уровня Самохвалова не селят.
– Судя по снимкам, полковник не пьян, скорее всего, ему хорошо, хорошо настолько, что он даже не подозревает о присутствии аппарата.
– Я пришел к такому же заключению.
– А женщина? Как, по-вашему, ей известно о том, что все фиксируется на пленку?
– Я не большой специалист в этом, но, скорее всего, известно.
– Почему вы так решили?
– Сразу видно, когда женщина позирует. Во-первых, она старается держаться к камере спиной, прячет лицо. Да и позы у нее немного более сдержанные, чем при полной раскрепощенности. А полковника она завела основательно, тот об осторожности и думать забыл.
– Я полагаю, – сказал Глеб, – если бы его шантажировали, подсунули бы еще дюжину фотографий с другими девицами, дескать, полковник Самохвалов был настолько порочен и его так плотно прижали, что ему не осталось ничего другого, как пустить себе пулю в висок. А тут, в общем, ерунда.
Самое большое – скандал дома. Но скандал, Федор Филиппович – дело житейское. Чтобы застрелиться, нужны более веские основания.
– Возможно, кто-то сознательно хочет, чтобы мы приняли версию самоубийства.
– А что вас еще настораживает, Федор Филиппович?
– Мои люди основательно прижали сотрудников гостиницы: там полковника видели, фотографию опознали.
– А женщину?
– Женщину не видели никогда.
– Получается, она впервые попала в «Зарю»?
– Ее там вообще не видели. И возможно, она даже не из Питера. Проблема в том, Глеб, что на всех трех фотографиях нет лица. Я полагаю, снимки отфильтровали, или, возможно, она сама прятала лицо, зная, где находится камера.
– Значит, она заодно с убийцами и выполняла их просьбу? Тогда она не проститутка?
– Все может быть.
– А пистолет?
– Оружие не его.
– Пистолет, я полагаю, проверили?
– Проверили. За ним ничего нет. Пистолет заграничного производства, итальянский. Мог быть куплен пять лет назад, а мог и накануне самоубийства или убийства.
– По каким делам полковник оказался в Питере?
– По делам службы. Есть командировка, я лично подписывал. Ему надо было встретиться с нашими коллегами, жил он в служебной гостинице, ночь накануне провел в одноместном номере. Это подтверждено дежурным.
– Звонки в номер фиксировали?
– Все не фиксировали, лишь межгород. Ночью он звонил жене, это зафиксировано.
– Значит, накануне он точно был в гостинице?
– Да, – кивнул генерал, – выходит, встреча с этой дамой планировалась заранее, следовательно, знакомы они были давно и виделись не в первый раз.
– Ее искать пробовали?
– Как ты себе это представляешь? Показать фотографию голой задницы и спросить: не знаете ли вы эту женщину? Ты бы так узнал?
– Смотря кого, – улыбнулся Глеб.
– Вот и я думаю, что это бессмысленное занятие. В гостинице, где делали снимки, ее никто не видел. Проверку провели основательную. Как она туда попала, неизвестно. А вот Самохвалова припомнили.
– Место, где был установлен фотоаппарат, нашли?
– Конечно. Ты даже по снимкам можешь догадаться, что камера находилась наверху, за панелью карниза.
– Отпечатков пальцев, конечно, никаких?
– Там все стерильно, хотя гостиница и затрапезная. Везде захватано, залапано, а там чисто.
Кстати, снимки сделаны почти за шесть месяцев-до смерти Самохвалова.
– Странно, что полковника запомнили. Он был пьян, буянил?
– Нет, – оживился Потапчук, – вот это и настораживает. Полковника запомнили, будто предчувствуя, что через определенное время о нем спросят. И еще одна интересная деталь: в гостинице он появлялся несколько раз. И незадолго до смерти в том числе.
– Один? – спросил Глеб.
– Да, один.
– Он сам заказывал номер?
– Звонили по телефону и бронировали. В «Заре» уверены, что бронировал он сам, хотя гарантий, конечно, никаких, позвонить мог любой. Теперь забудем о полковнике Самохвалове, перейдем к другому полковнику. Надеюсь, ты слышал, что в Козицком переулке расстреляна машина, двое убиты?
– Я прочел, генерал.
– Ах да, – Потапчук ухмыльнулся, – старость – не радость, забывчивым становлюсь, Глеб.
– Мне бы такую забывчивость, как у вас, – парировал Сиверов.
– Ладно, ладно, не ерничай. Прессу к машине мы не подпустили, погибли высокопоставленный чиновник из Белого дома и мой человек, полковник Каширин. Расстреляли их нагло, спешили. Скорее всего, заранее покушение не готовили, но сработали очень профессионально.
– Свидетели есть?
– Жилец дома. Мужику одному жена запрещает курить в квартире, так он в форточку голову выставляет, вот он и увидел два автомобиля – черный джип и «жигули» шестой модели.
– А номера?
– Кто же номера запомнит? Дождь, вечер, в переулке темнота, хоть глаз выколи. А свидетель докурил раньше, чем стрельба началась. Самого убийства не видел. Насколько я понимаю, – генерал говорил спокойно, но временами голос подрагивал, – они уединились, вероятнее всего, Бубновский передавал полковнику важную информацию, добытую накануне.