– Да их одна моя знакомая продает. Задаром дала, она меня ценит.
– Даром ничего не бери, сколько я тебе должен?
– Я обещал, что как-нибудь ее на машине вашей повожу. Если разрешите – вот и вся плата.
– Разрешаю. Хорошие, хоть, цветы? – генерал не очень в этом разбирался.
– Самые лучшие.
– Ладно, если не понравятся, пеняй на себя, взыщу.
– Как могут не понравиться? И потом, букет – что веник банный, одна упаковка блестящая в звездах…
– Ладно, поехали быстрей. Шампанское взял?
– На полу, в пакете.
– А конфеты?
– И конфеты, как заказывали, – водитель с трудом сдерживал улыбку. – Так сколько лет стукнуло вашей сестре?
О том, что у генерала нет никакой сестры, он знал прекрасно. Водители все знают о своих начальниках, знают даже то, о чем начальники и сами не догадываются.
Климов решил принять меры предосторожности, во двор не заезжал, попросил остановиться у троллейбусной остановки. Выбрался, взял цветы, поднял ворот пальто, даже немного втянул голову в плечи и, чувствуя себя неловко, с огромным букетом и пакетом, в котором позвякивали две бутылки шампанского и из которого, не умещаясь, выглядывала огромная, как раскрытая шахматная доска, коробка конфет, заспешил во двор, перепрыгивая через лужи.
С облегчением генерал вздохнул только в подъезде, когда вдавил кнопку лифта.
"Двенадцатый этаж… Только бы не ошибиться!
А то, как дурак, с цветами.., в чужую квартиру".
Лифт быстро поднялся на нужный этаж, и створки дверей разошлись. Климов, борясь с собственными сомнениями, сделал шаг вперед.
«Как десантник, выпрыгивающий из раскрытого вертолетного люка на вражескую территорию», – подумал он.
– Мне нужна только победа, – уже вслух подбодрил себя генерал, словно готовился к трудному бою.
Дверь квартиры открылась, Климов даже не успел нажать на кнопку.
– Я тебя в окно увидела, заходи.
Генерал переступил порог, замок щелкнул, отрезав путь к отступлению.
– Это мне?
– Конечно, – на этот раз Андрей Борисович позволил себе поцеловать Эмму в щеку.
Зашелестел целлофан.
– Такой большой, как актрисе какой-нибудь!
– Ты любой актрисы красивее, – нашел в себе силы на комплимент смущенный мужчина.
– Проходи, проходи, раздевайся.
Генерал разделся, разулся, – все-таки, квартира чужая, кругом ковры. Дома жена всегда заставляла его разуваться. В носках генерал чувствовал себя неловко.
– Можешь взять тапки, – пришла на помощь Эмма. Сама она была на высоких каблуках и в свитере, который служил ей сейчас платьем.
Она поставила букет в вазу. На столе уже стояла бутылка коньяка.
– Нет, давай начнем с шампанского, крепкого пока не хочется.
– Давай, – согласилась Эмма, меняя рюмки па фужеры, – но твое «пока» звучит многообещающе.
Генерал достал из пакета шампанское и конфеты.
– Открывай, только разверни в сторону, – я боюсь, когда оно стреляет. А ты, как генерал, наверное, привык к выстрелам.
– Да уж, привык, – Климов не очень умело открыл бутылку, его руки чаще имели дело с винтовыми водочными пробками.
Хлопок – и пена хлынула на стол. Генерал смутился.
– Ничего страшного, – Эмма взяла несколько салфеток, промокнула ими стол и, скомкав, бросила в пепельницу.
И Климов, и Савина в чужой квартире не курили. Эмма не чувствовала себя смущенно, хотя разыгрывала смущение умело. Ее рука и рука генерала соприкоснулись словно бы случайно. Генерал сжал тонкие пальцы женщины в своих сильных ладонях, Эмма вздрогнула и прикрыла глаза. Климов сделал неловкое движение, привлекая ее к себе.
Она подалась, их губы встретились.
– Мы о шампанском забыли, – выдохнула Савина.
Поцелуй генерала был неумелым, но долгим. Этот мужчина Эмме нравился и, возможно, своей неловкостью, застенчивостью напоминал ей подростка, который знает об отношениях с женщинами лишь по рассказам дворовых друзей, но старательно делает вид, что это ему не впервой. Эмму забавляло поведение генерала. После поцелуя он жадно выпил шампанского, словно в бокале была вода из-под крана. Эмма лишь пригубила.
Климов тяжело дышал. Затем не выдержал и признался:
– Знаешь, я жене никогда…
– Не надо, – оборвала его Эмма, – знаю, вижу, чувствую, понимаю.
– – Ну, спасибо тебе.
– Еще шампанского?
– Да, – генерал выпил еще шампанского, оставаясь при этом абсолютно трезвым.
Эмма наблюдала за ним, как врач наблюдает за пациентом, принимающим лекарство.
– Наверное, тебе, Андрей, стоит выпить еще один бокал.
– Да, – кивнул генерал и тут же спросил:
– Зачем?
– Чтобы расслабился, ты какой-то скованный, напряженный. Выпей, выпей, – она наполнила бокал до краев, даже пена хлынула через верх.
Климов выпил и тут же посмотрел на свою липкую от шампанского руку. Эмма взяла салфетку, вытерла генералу руку, затем положила ее себе на колено. Климов стал будто гуттаперчевым, делай с ним что хочешь: можно уложить прямо здесь, на ковре, можно затащить в ванную, можно предложить заняться сексом на столе – он на все согласится.
Эмма опустила взгляд – застежка брюк у генерала оттопырилась.
– Ну, что, пойдем? Мы же взрослые люди, что мы играем, как подростки, как два школьника?
– Да-да, пойдем, – прерывистым, отнюдь не командным голосом прошептал генерал.
Савина взяла его за руку и повела в спальню.
Заходя в комнату, Эмма включила свет, генерал на это никак не прореагировал. Завидев огромную кровать, он чуть не лишился чувств, даже качнулся, отшатываясь к двери.
– Чего испугался? Не бойся, это совсем не страшно. Я же не оперировать тебя буду, – и Эмма ловко пробежала по пуговицам рубашки, сразу же все их расстегнув, причем так быстро, что Климов даже не успел перевести дыхание. Следом был расстегнут и брючный ремень.
Генерал стоял, поддерживая штаны, готовые упасть на пол. Он был смущен, что-то ему мешало, хотя Климов и сам не понимал, что. Эмма подошла, включила музыку, густую, сладкую, с обилием всхлипов и басовых звуков, которые пробирали до самого нутра. У генерала мурашки пробежали по коже, словно лезвие ножа, холодное и острое, прикасалось к телу.
– Ну, что ты стоишь? – Эмма через голову стащила свитер. – Раздевайся, я мерзну.