По движениям губ Бутакова, когда тот заказывал билет, Глеб понял, что Григорий Германович просил билет в салон для курящих.
– Вам в какой салон? – поинтересовалась девушка у Сиверова.
– В салон для курящих, – ответил Глеб и, получив билет, направился к стойке, возле которой уже начиналась регистрация.
Между Бутаковым и Сиверовым было человек десять, в основном, – немецкая молодежь, и как понял Глеб, все они принадлежали к организации «Гринпис», приезжали в Москву провести какую-то акцию против загрязнения окружающей среды.
Свой дипломат Бутаков, конечно, в багаж сдавать не стал. У Сиверова с собой ничего не было, даже портфеля, и это вызвало некоторое подозрение у работников аэропорта. Странно, что человек, собравшийся за границу, не прихватил с собой даже зубной щетки. Ну да кто его знает, у богатых свои причуды.
В накопителе Глеб специально не приближался к Бутакову, чтобы не вызвать у него подозрений.
Объявили посадку. И уже стоя на лестнице, чуть в стороне от толпы пассажиров, Сиверов достал из кармана телефон.
– Диспетчерская? – спросил он.
– Да, диспетчерская пейджииговой связи.
– Передайте абоненту триста сорок два: Шереметьево, рейс на Франкфурт, прямо на летном поле у самолета. Встречайте нашего друга там.
– Что, так и передать? – изумилась девушка-диспетчер. Сообщение показалось ей немного странным. Кто же назначает встречу прямо на летном поле?
– Да, так и передать, слово в слово.
– Принято.
Глеб спрятал телефон в карман и заспешил к эскалатору, стараясь не терять из виду Бутакова.
Вполне могло оказаться, что тот рванет в сторону, если почувствует неладное. Но пока все шло гладко, и Сиверов даже сплюнул трижды через левое плечо, чтобы не сглазить.
Проверка билетов, ожидание, время шло.
В самолете Бутаков немного успокоился. Глеб пока старался не мелькать. Подняв дипломат над головой, Григорий Германович продвигался в хвост самолета. Следом за ним, но на некотором расстоянии, шел Сиверов. По рассчетам Глеба генерал Потапчук со своими людьми должен был уже подъезжать к аэропорту. Глеб знал, что Федор Филиппович сразу же, получив сообщение, помчится в Шереметьево.
Бутаков устроился возле иллюминатора, портфель положил на колени. Сиверов, глянув в билет, сел рядом с Григорием Германовичем. Тот недовольно покосился на соседа. Будь Бутаков более проницательным, он, возможно, вспомнил бы лицо этого мужчины, которого видел однажды на похоронах в Санкт-Петербурге. Но бывший полковник ФСБ не вспомнил мельком увиденное им в фойе ресторана лицо. Тягач начал буксировку самолета. Пейзаж за окном медленно поплыл.
– Доброе утро, – буркнул Сиверов, и Бутаков недовольно ответил:
– Какое уж доброе!
Стюардесса шла по проходу – советовала пассажирам спрятать в багажный ящик твердые предметы и до взлета самолета не пользоваться сотовыми телефонами.
– Ваш портфель хорошо бы положить наверх, – сказала стюардесса, обращаясь к Бутакову.
– Нет, у меня здесь газеты, – улыбнулся Григорий Германович.
– И все-таки положите его наверх. Он твердый.
– Хорошо, – согласился Бутаков, но тем не менее опустил портфель вниз, зажав его между ног.
Глеб, чуть подавшись вперед, посмотрел в иллюминатор. Он увидел три машины, притормозившие впереди, перекрывая дорогу самолету. «Волгу»
Потапчука Сиверов узнал сразу.
«Пора действовать!»
– Извините, – обратился он к Бутакову, – по-моему, мой ремень оказался под вами. Разрешите?
Григорий Германович немного приподнялся.
Глеб пригнулся и изо всей силы ребром ладони ударил его по переносице. Он знал силу своего удара: как минимум, минут на пятнадцать Бутаков потеряет сознание.
Хрустнула переносица, носовой хрящ сместился, хлынула кровь из ноздрей, и Бутаков, захрипев, откинулся на спинку сиденья. Как все произошло, никто, кроме Глеба, не видел. На задних креслах пассажиров не было, а негромкий звук удара потонул в шуме голосов.
– Девушка! Девушка! – закричал Глеб, встав в полный рост. Стюардесса настороженно обернулась. – Человеку плохо – сердце!
Одна из стюардесс побежала в кабину к пилотам, две другие склонились над залитым кровью пассажиром.
– Сидел и вдруг кровь носом! Да у него пульс плохо прощупывается!
Сиверов практически не давал стюардессам притронуться к Бутакову. Он забросил руку Григория Германовича себе на плечо, подхватил дипломат и потащил Бутакова к выходу.
Трап уже подогнали. Стюардесса и помощник пилота попытались принять Бутакова из рук Сиверова, но Глеб решительно возразил:
– Я с ним, я не полечу. Моему шефу плохо!
Машина «Скорой помощи» уже стояла у трапа.
Глеб помог санитарам уложить Бутакова на носилки, и тут же отступил.
Потапчук, топтавшийся возле «волги», вопросительно посмотрел на Сиверова. Глеб поставил дипломат на бетон и прикрыл глаза. Машина «Скорой помощи» в сопровождении двух «волг» с людьми Потапчука помчалась к выезду с летного поля. А Глеб в сопровождении работников аэропорта отправился к терминалу.
– Возьми портфель, – сказал Потапчук своему шоферу.
Тот вышел из машины и, не понимая, что происходит, откуда вдруг на летном поле оказался бесхозный дорогой дипломат с кодовыми замками, выполнил приказание генерала. Когда Потапчук, перебирая комбинации цифр, пытался открыть кодовые замки, запищал пейджер.
«Код восемьсот двадцать восемь», – прочел Федор Филиппович на зеленоватом экранчике пейджера.
Колесики стали в указанные позиции, замки отщелкнулись, крышка легко открылась.
– Куда едем? – спросил водитель.
– В управление.
Просмотрев по дороге из аэропорта бумаги, Потапчук понял, что не понадобится никаких докладных записок: с этими документами нужно идти к директору ФСБ. Только он сможет сразу попасть на прием к Президенту, минуя секретарей и помощников. В руки ФСБ попал практически готовый план реализации государственного переворота – с фамилиями, должностями, телефонами, с распределением обязанностей, – а также компромат на многих задействованных в перевороте чиновников, среди которых были и министры.
Помимо документов имелись еще два лазерных диска.
По спецсвязи генерал Потапчук связался с директором ФСБ и настоял на немедленной встрече.
«Жаль только, – подумал он, – что получится, как всегда: от должностей их отстранят, но посадить никого из заговорщиков не удастся. Не захотят шум поднимать. На одного окажутся завязаны заграничные инвестиции, другой финансировал предвыборную кампанию, у третьего отыщутся заступники в ближнем зарубежье. Но этим бумагам цены нет. Это не показания проститутки. От них не отопрешься. Даже распорядись я взять Бутакова, они бы так и остались в тайнике, а Глеб сумел-таки заставить его вытащить их на свет».