Но мы еще ничего не сказали о том, что такое реальная опасность, которой боится ребенок вследствие влюбленности в мать. Это наказание кастрацией, потерей своего члена. Вы, конечно, заметите, что это не является никакой реальной опасностью. Наших мальчиков не кастрируют за то, что они в период Эдипова комплекса влюбляются в мать. Но от этого не так то просто отмахнуться. Прежде всего, дело не в том, действительно ли производится кастрация; решающим является то, что опасность угрожает извне и что ребенок в нее верит. И повод для этого у него есть, поскольку ему достаточно часто угрожают отрезанием члена в его фаллический период, во время его раннего онанизма, и намеки на это наказание постоянно могли получать у него филогенетическое усиление. Мы предполагаем, что в древности в человеческой семье кастрация подрастающих мальчиков действительно осуществлялась ревнивым и жестоким отцом, и обрезание, которое у примитивных народов так часто являлось составной частью ритуала вступления в половую зрелость, можно считать явным ее пережитком. Мы знаем, насколько далеки мы сейчас от общепринятого взгляда, но мы должны твердо придерживаться того, что страх кастрации является одним из наиболее часто встречающихся и наиболее сильных двигателей вытеснения и тем самым и образования неврозов. Анализы случаев, когда не кастрация, а обрезание у мальчиков осуществлялось в качестве терапии или наказания за онанизм, что не так уж редко происходило в англо американском обществе, придает нашему убеждению окончательную уверенность. Возникает сильный соблазн подойти в этом месте ближе к комплексу кастрации, но мы не хотим уходить от нашей темы. Страх кастрации, конечно, не единственный мотив вытеснения, ведь у женщин он уже не имеет места, хотя у них может быть комплекс кастрации, но не страх кастрации. Вместо него у другого пола появляется страх потерять любовь — видимое продолжение страха грудного младенца, если он не находит мать. Вы понимаете, какая реальная ситуация опасности обнаруживается благодаря этому страху. Если мать отсутствует или лишает ребенка своей любви, он перестает быть уверен в удовлетворении своих потребностей и, возможно, испытывает самые неприятные чувства напряженности. Не отказывайтесь от идеи, что эти условия страха по сути повторяют ситуацию первоначального страха рождения, которое ведь тоже означает отделение от матери. Ведь если вы последуете за ходом мысли Ференци (1925), вы сможете причислить страх кастрации к этому ряду, потому что утрата мужского члена имеет следствием невозможность воссоединения в половом акте с матерью или с ее Заменой. Замечу попутно, что так часто встречающаяся фантазия возвращения в материнское лоно является замещением этого желания коитуса. Я мог бы сообщить еще много интересных вещей и удивительных связей, но не могу выходить за рамки введения в психоанализ, хочу только обратить ваше внимание на то, как психологические исследования смыкаются с биологическими фактами.
Заслугой Отто Ранка, которому психоанализ обязан многими прекрасными работами, является и то, что он настойчиво подчеркивал значение акта рождения и отделения от матери (1924). [125] Правда, мы все сочли невозможным принять те крайние выводы, которые он сделал из этого для теории неврозов и даже для аналитической терапии. Однако ядро его теории — то, что переживание страха рождения является прообразом всех последующих ситуаций опасности, — было открыто еще до него. Останавливаясь на них, мы можем сказать, что, собственно, каждый возраст обладает определенным условием [возникновения] страха, т. е. ситуацией опасности, адекватной ему. Опасность психической беспомощности соответствует стадии ранней незрелости Я, опасность потери объекта (любви) — несамостоятельности первых детских лет, опасность кастрации — фаллической фазе и, наконец, занимающий особое место страх перед Сверх Я — латентному периоду. В процессе развития старые условия страха должны отпадать, так как соответствующие им ситуации опасности обесцениваются благодаря укреплению Я. Но это происходит очень несовершенным образом. Многие люди не могут преодолеть страха перед потерей любви, они никогда не становятся независимыми от любви других, продолжая в этом отношении свое инфантильное поведение. Страх перед Сверх Я обычно не должен исчезать, так как он в качестве страха совести необходим в социальных отношениях, и отдельный человек только в самых редких случаях может стать независимым от человеческого общества. Некоторые старые ситуации опасности могут перейти и в позднейший период, модифицируя в соответствии со временем свои условия страха. Так, например, опасность кастрации сохраняется под маской сифилофобии. Будучи взрослым, человек знает, что кастрация больше не применяется в качестве наказания за удовлетворение сексуальных влечений, но зато он узнал, что такая сексуальная свобода грозит тяжелыми заболеваниями. Нет никакого сомнения в том, что лица, которых мы называем невротиками, остаются в своем отношении к опасности инфантильными, не преодолев старые условия страха. Примем это за факт для характеристики невротиков; но почему это так, сразу ответить невозможно.
Надеюсь, что вы еще не потеряли ориентацию и помните, что мы остановились на исследовании отношений между страхом и вытеснением. При этом мы узнали две новые вещи — во первых, что страх осуществляет вытеснение, а не наоборот, как мы полагали, и, во вторых, что ситуация влечений, которая вызывает страх, восходит в основном к внешней ситуации опасности. Следующий вопрос таков: как мы представляем себе теперь процесс вытеснения под влиянием страха? Я думаю так: Я замечает, что удовлетворение появляющегося требования влечения вызывает одну из хорошо запомнившихся ситуаций опасности. Эта захваченность влечением должна быть каким то образом подавлена, преодолена, лишена силы. Мы знаем, что эта задача удается Я, если оно сильно и включило в свою организацию соответствующее влечение. А вытеснение наступает в том случае, если влечение еще относится к Оно и Я чувствует себя слабым. Тогда Я помогает себе техникой, которая по сути дела идентична технике обычного мышления. Мышление является пробным действием с использованием малых количеств энергии, подобно передвижению маленьких фигур на карте, прежде чем полководец приведет в движение войска. [126] Я предвосхищает, таким образом, удовлетворение опасного влечения и разрешает ему воспроизвести ощущения неудовольствия к началу внушающей страх ситуации опасности. Тем самым включается автоматизм принципа удовольствия неудовольствия, который и производит вытеснение опасного влечения.
Стоп, скажете вы мне, так дело не пойдет! Вы правы, я должен еще кое что сделать, прежде чем это покажется вам приемлемым. Сначала признаюсь вам, что я пытался перевести на язык нашего обычного мышления то, что в действительности не является, безусловно, сознательным или предсознательным процессом между количествами энергии в субстрате, который нельзя себе представить. Но это не очень сильный аргумент, а ведь иначе невозможно поступить. Важнее то, что мы ясно различаем, что при вытеснении происходит в Я и что в Оно. Что делает Я, мы только что сказали, оно использует пробное заполнение [энергией] и пробуждает автоматизм действия принципа удовольствия — неудовольствия сигналом страха. Затем возможно несколько или множество реакций с меняющимися количествами энергии. Или полностью разовьется приступ страха и Я совсем отступится от неприличного возбуждения, или вместо пробного заполнения оно противопоставит ему обратный поток [энергии] (Gegenbesetzung), который соединится с энергией вытесненного побуждения в образовании симптома или будет принят в Я как реактивное образование, как усиление определенных предрасположений, как постоянное изменение. Чем больше развитие страха может ограничиться только сигналом, тем больше Я использует защитные реакции, которые сходны с психическим связыванием вытесненного, тем больше этот процесс приближается к нормальной переработке, естественно, не достигая ее. Между прочим, на этом стоит немного остановиться. Вы, конечно, сами уже предположили, что то трудно определимое, которое называют характером, следует отнести к Я. Мы уже уловили кое что из того, что создает этот характер. Это прежде всего включение в себя в раннем возрасте родительской инстанции в качестве Сверх Я — пожалуй, самый важный, решающий момент, затем идентификации с обоими родителями и другими влиятельными лицами в более позднее время и такие же идентификации как отражение отношений к оставленным объектам. Теперь прибавим к формированию характера в качестве всегда имеющихся добавок реактивные образования, которые Я получает сначала в своих вытеснениях, позднее же, при отклонении нежелательных побуждений, при помощи более нормальных средств.