– Я совсем забросила свои дела, – вместо того, чтобы высказать свои наблюдения, вздохнула Ирина.
– Временами полезно изменить род деятельности.
– Я и раньше не очень-то усердствовала, а теперь чувствую: меняюсь изнутри, меньше внимания уделяю тебе, дому.
– Я не требую заботы, – Глеб взял ее за руку и нежно погладил пальцы, – я очень самостоятельный.
– Раньше я мечтала о том моменте, когда родится ребенок, думала, тогда ты чаще будешь бывать дома, я стану больше видеть тебя. Но все хорошее имеет другую сторону…
– Ты уже не рада видеть меня каждый день?
– Не в этом дело, что ты! Просто ты занимаешься не своим.
– О чем это ты? – спросил Глеб, хотя прекрасно понимал, что имеет в виду Ирина. Но одно дело сказать об этом самому, и совсем другое – услышать от женщины.
– Мне было бы достаточно получать от тебя знаки внимания, понимать, что ты готов помочь мне, занимаясь ребенком, но совсем не обязательно стремиться все делать самому.
– Ты хочешь отказаться от моей помощи?
– Сегодня тебе это нравится, завтра сделается утомительным, а потом ты начнешь проклинать себя.
– Никогда! – покачал головой Глеб.
– Вот пока ты так думаешь, я хотела был немного изменить нашу жизнь.
– Мне этого не хотелось бы.
– Я знаю, как настороженно ты относишься к появлению в доме чужих людей, но ничего не поделаешь, нам нужен кто-то, кто помогал бы.
– По-моему, Ирина, ты все решила без меня.
– Да. Но если хочешь, мы можем все переиграть.
– С кем ты договорилась?
– Знаешь Галину Прокофьевну из соседнего подъезда?
– Наверное, встречал ее, но не знаю, что она Галина Прокофьевна.
– Она врач-педиатр, теперь на пенсии. Я договорилась с ней, она будет приходить и помогать нам. Ты не против? Пенсия у нее маленькая, а мы сможем ей хорошо платить.
Глеб задумался. Он не мог не признать справедливость слов Ирины, Его уже тяготила домашняя работа, не требующая от него ни особых знаний, ни особых умений, а только времени.
– Когда она придет?
– Сегодня после обеда.
– Я согласен, – коротко ответил Глеб, вложив в эти несколько слов все чувства, все эмоции, которые могли быть частью долгого спора, в котором он набивал бы себе цену, а Ирина доказывала бы свою правоту.
– Вот за это я тебя и люблю, – Быстрицкая подалась вперед и поцеловала Глеба в губы. – Ты никогда не споришь зря, всегда в голове сымитируешь спор, доведешь его до ссоры, а потом согласишься со мной.
– Тебе чем-нибудь помочь? – спросил Сиверов, поднимаясь из-за стола.
Ирина осмотрела кухню, прислушалась, спит ли ребенок.
– Нет. Посуду помоет приходящая няня, все, что нужно было купить в магазине, ты уже принес. Ты свободен, Глеб, не злись на меня.
– Тогда я пойду пройдусь.
Сиверов еще раз зашел в спальню, убедился, что малыш дышит, и оделся для выхода на улицу.
«Странно, – думал Глеб, надевая легкую кожаную куртку, – почему-то осенью всегда одеваешься теплее, чем весной».
– Предчувствие лета, – усмехнулся он и вышел из дома.
Уже давно он не ходил по городу пешком. Машина, магазины.., метро, в нем проносишься под Москвой, не видя ее пейзажей. Давно город не проплывал перед ним медленно, во всем своем великолепии. По дороге Сиверов купил газет: в последние месяцы не хватало времени даже на то, чтобы посмотреть телевизионные новости. Вернее, телевизор работал, и новости шли, но как назло, именно в это время находилось какое-нибудь занятие.
"Забавно, – думал Сиверов, – кажется, каждый день происходит так много событий, но попробуй не поинтересуйся ими несколько недель, и окажется, что на самом деле, в мире практически ничего не изменилось: стоят те же проблемы, те же вопросы, на которые некому найти ответ. Одна суета и видимость движения.
Да, все люди идут и, глядя на них, начинаешь думать, что именно их маршруты и составляют путь жизни, ее движение в пространстве, во времени. Но каждый, кто вышел из дому, возвращается туда, замыкая круг. Кто-то приехал на поезде и вернется на вокзал, кто-то выскочил в магазин на десять минут… В конце концов, сумма всех передвижений равняется нулю. Нет, – тут же поправил себя Глеб, – кто-то попал на кладбище, откуда не вернуться никак, кто-то оставил жену и ушел к любовнице, кто-то навсегда покинул страну.
Вот это и есть истинные перемены, и по большому счету хорошо, когда их нет, во всяком случае, когда они сведены к минимуму. Да, бывает, что одно такое неверное перемещение растягивается на десятки лет, но потом, как любят говорить люди, справедливость восторжествует и вновь сумма перемещений станет равной нулю. И ничего плохого в этом нет. Революции, войны, так называемые большие прорывы, скачки – от них нет ни кому радости. Это все необратимые процессы.
Жизнь циклична, закольцована. Когда-нибудь умру и я, но вот уже родился мой сын. Недаром ноль – и есть круг, кольцо, и он же – символ бессмертия. Ноль – это не ничто, это самая сложная цифра".
Сиверов уже прошел несколько ступенек по лестнице, ведущей в подземный переход, как вдруг ощутил на себе чей-то взгляд. Он обернулся. Наверху, среди снующих людей стояла молодая женщина с коляской и никак не решалась въехать на крутой пандус. На нес никто не обращал внимания, у каждого были свои дела, никому не хотелось задерживаться. В конце концов, она и сама могла прекрасно спустить коляску по пандусу в переход, если бы не боялась, что та на скользком спуске вырвется из рук.
Сиверов развернулся и, извиняясь, принялся подниматься навстречу толпе.
– Давайте я помогу, – предложил он свои услуги.
– Только осторожнее, мне все время кажется, что коляска перевернется.
– Если хотите, можете идти впереди и Придерживать. Согласны?
– Да, так спокойнее.
Женщина шла очень медленно, ставила догу на следующую ступеньку осторожно, словно под ней была каменная осыпь, готовая в любой момент вздрогнуть и сползти по склону горы.
Сиверов смотрел на круглое личико ребенка.
«Как все-таки похожи все дети друг на друга!» – подумал он.
Спуск кончился, коляска заскользила по ровному полу. Сиверов попробовал посмотреть на мир глазами ребенка и понял, что тот воспринимает его из своей коляски совершенно не так, как взрослые, привыкшие ходить. Подземный переход для него – это мелькание спрятанных под железобетонными балками ламп и странные звуки, несущиеся со стороны.
– Осторожнее, тут пары плит нет! – услышал он голос женщины, явно обеспокоенной тем, что ее помощник вдруг задумался.