Пока Глеб Сиверов вел этот разговор, он не терял времени даром, осматриваясь. Заасфальтированный плац был как бы центральной площадью всей лечебницы, тусовкой, где собирались те, кто имел право ходить по территории. Здесь же размещалась и пара киосков, в которых можно было купить жвачку, сигареты, кое-какие мелочи. Единственное, что отличало их от таких же киосков в городе – отсутствие выкидных ножей и бритв, а так же ножниц.
Фотографии Бори Элькинда у Слепого с собой не было. Потапчук сумел раздобыть только маленький, три на четыре снимок, да и тот трехлетней давности.
Карточку взяли в военкомате. Но все равно Слепой узнал его. Боря стоял возле киоска и внимательно смотрел на Сиверова. Тот на нем свой взгляд долго не задерживал.
"Ну, вот и отлично, Глеб, ты его отыскал. Теперь главное – не подходить к нему первым, сделать так, чтобы он сам подошел, тогда не возникнет никаких подозрений. Кажется, я сумел его заинтересовать, поссорившись с быком. Познакомлюсь еще с кем-нибудь, главное, чтобы Элькинд не был первым. Терпение.
Потрачу немного времени, зато сделаю все чисто, как просил Потапчук".
Глеб забросил сумку на плечо и вышел на аллейку, ведущую к его корпусу. Он знал, что окажется в одной палате с Борей Элькиндом и тот от него никуда не денется. День стоял субботний, поэтому в больнице на местах были лишь дежурные врачи и младший персонал.
Впервые Глебу Сиверову приходилось обживаться в подобном месте. За свою богатую событиями жизнь он получил неоценимый обширный опыт, но до сегодняшнего дня перевоплощаться в сумасшедшего ему не приходилось. После встречи с больным, возомнившим себя солдатом срочной службы, и бандитом, скрывавшимся от следствия в сумасшедшем доме, Сиверов понял, что косить под настоящего умалишенного у него не хватит актерских способностей.
«Ну, да не беда, – решил Глеб, – хватит с меня репутации заурядного шизофреника или параноика».
Палата, в которую он попал, располагалась на третьем этаже пятиэтажного корпуса, возведенного годах в шестидесятых, безликого, но довольно удобного и логичного по планировке. Здание было построено в виде буквы "П". Длинные коридоры пронизывали его осям, по обеим сторонам этих длинных, сумрачных даже в солнечные дни коридоров тянулись два ряда дверей: с одной стороны палаты, с другой – кабинеты и помещения для персонала.
Для начала Сиверову пришлось побеседовать с врачом-психиатром, который внешностью, да и белым халатом больше напоминал мясника, чем доктора: сильные волосатые руки, рукава закатаны до локтей, толстая, апоплексически красная шея и немигающий взгляд маленьких темно-карих глаз.
Взгляд был настолько острый, что временами Глебу казалось, будто у врача вместо зрачков блестящие шляпки двух маленьких никелированных гвоздиков. Ему слабо верилось в то, что сказал Потапчук, будто бы в психиатрической больнице, начиная с 1991 года, у ФСБ больше нет своих врачей, и именно поэтому заниматься малолетним хакером придется ему, Слепому. Вот этот вполне мог быть «нашим человеком».
– Его устроил в лечебницу доктор Притыцкий, – говорил Глебу Потапчук.
Доктор Притыцкий собственной персоной и сидел сейчас перед Слепым в жестком, обтянутом искусственной кожей кресле, которое при каждом движении противно скрипело. Психиатр говорил банальные заученные фразы, которые изо дня в день повторял всем больным, о том, что заведение, где он работает, несправедливо называют в народе сумасшедшим домом, что это такая же больница, как и все остальные… Говорил о том, что психические расстройства – такие же болезни, как простуда, грипп, воспаление легких, от которых никто не застрахован.
– ..это такие же болезни, – донеслось до слуха Глеба, – как и простудные заболевания. Вот сели вы под форточку, вас и просквозило. А точно такой же человек или даже менее устойчивый к болезням, чем вы, ходит по улицам абсолютно здоровый, потому что ему повезло, он не попал под сквозняк.
– Я все это прекрасно понимаю, – кивнул Глеб.
– Естественно, тут, как и на каждого терапевтического или хирургического больного, приходится налагать определенные ограничения. Не могут же, например, доктора позволить человеку с плохим зрением водить машину. То же самое и с вами.
– Да-да…
Глеб усмехнулся.
«Пусть себе лишают водительских прав Федора Молчанова, чьим именем я сегодня назвался, Глеб же Сиверов, строго говоря, еще больший „лишенец“, – у него нет даже документов. Этот человек погиб в Афганистане и даже похоронен. Единственный документ, который на него сегодня существует, – это свидетельство о смерти. И самое странное – полное лишение всяческих прав делает его одним из самых свободных людей в мире. Именно благодаря этому в ФСБ ему и поручают выполнение самых сложных заданий: ведь человека, которого не существует, невозможно обязать скрупулезно выполнять предписания законов. Он действует, лишь руководствуясь собственными представлениями о справедливости и целесообразности».
И хотя Глеб Сиверов слушал доктора вполуха, не вникая в суть сказанного, он знал: если понадобится – вспомнит любую фразу, произнесенную психиатром.
Уж так был устроен мозг Глеба – все когда-либо увиденное или услышанное намертво отпечатывалось в его памяти.
Пока врач говорил. Сиверов изучал кабинет. Стеклянные шкафы с медицинскими инструментами, напоминавшие витрины в магазине хозтоваров или же выставку мелкой скульптурной пластики. Громоздкий стеллаж, заставленный книгами, среди которых попадались фолианты с «ерами» и «ятями». Несгораемый шкаф с несложным замком, который, если понадобится, Глеб смог бы открыть простой канцелярской скрепкой за пару минут, два телефона – один внутренний, другой городской. И конечно же – веяние последних лет – добротный компьютер с большим монитором. Компьютер стоял на письменном столе, развернутый тылом к посетителям.
Вид получался неприглядный: множество кабелей свисало, словно внутренности из распоротого живота.
Сиверов всегда использовал вынужденные паузы для тренировок. Даже сидя неподвижно в глубоком кресле кабинета психиатра он тренировал глаза. То фокусировал резкость на линии горизонта, просвечивавшей между деревьями и домами, то сосредотачивал свой взгляд на маленькой черной песчинке, запаянной в оконное стекло. При этом боковым зрением он продолжал рассматривать компьютер.
"Ну, да, конечно, – подумал Сиверов, – свой агрегат доктор подключил через факс-модем к телефонной сети. Почему бы ему и не сделать это за счет заведения? Не знаю, много ли пользы больным от такого подключения, но свои амбиции врач Притыцкий удовлетворил. Ага, вот и сама коробочка факс-модема.
Значит, при желании…"
– Я впервые вижу, чтобы меня так внимательно слушали, – признался доктор Притыцкий.
– Да, особенно убедили меня ваши слова насчет сквозняков, под которые может попасть каждый, – выудил Сиверов из своей памяти первую попавшуюся фразу, услышанную им от Притыцкого.