Я побежала вперед и успела достичь задней двери, около которой стояла почти полностью закутанная в армейскую плащ-палатку фигура. Лицо человека маскировал большой капюшон. Разобрать, кто это, мужчина или женщина, было затруднительно, но меня, честно говоря, сие не волновало. Я была рада удаче. Автобусы в Москве ходят отвратительно, порой их можно прождать целый час. А еще существует странная закономерность: если на улице холод, дождь, снег, ветер, то общественный транспорт парализует. Бедным москвичам с самым серьезным видом коммунальные службы заявляют:
«В город неожиданно пришла зима» – или: «Никто не думал, что в октябре зарядят дожди, мы ведем битву со стихией».
Может, не стоит ни с чем бороться, а просто надо иметь в виду, что в столице России зимой идет снег и ударяет мороз, а осенью возможен ливень, и заранее подготовиться к катаклизмам? Хотя бы почистить водостоки, вон у задних колес автобуса разливается лужа размером с Каспийское море.
Но, повторяю, сегодня мне повезло. Сейчас влезу в сухой салон, потом переберусь в теплое метро. Тот, кто постоянно ругает подземку, может топать пешком по лужам, лично мне в метро будет очень комфортно.
Фигура в плаще почему-то не торопилась в автобус.
– Вы едете? – клацая зубами от холода, спросила я.
«Плащ» посторонился, я уцепилась за поручень, поставила одну ногу на ступеньку, поднялась чуть выше, «Икарус» зашипел.
– Эй, эй, стой, я еще не села, стойте! – закричала я.
В ту же секунду я ощутила резкий рывок сзади. Моя рука отпустила гладкую ручку, другая попыталась хоть за что-нибудь зацепиться, ноги поехали, словно коньки по отполированному льду, я стала заваливаться на спину. Последним усилием я попыталась удержаться на подножке, но поняла, что падаю, надо напрячь шею и постараться податься вперед, иначе я тюкнусь затылком об асфальт.
Пятая точка соприкоснулась с тротуаром, я плюхнулась на бок и почувствовала ощутимый пинок сзади. Мои сорок пять килограммов легко переместились вперед, лицо очутилось в луже, раздался шум, в ноздри вполз запах выхлопных газов, я приподняла голову и увидела, как в паре сантиметров от моего носа проносится огромное черное страшное колесо.
Все происшествие заняло считаные секунды. Я промокла полностью. Кое-как встав на четвереньки, я отползла к стеклянному павильончику, уцепилась дрожащими руками за скамейку, попыталась встать, потерпела неудачу, повторила попытку и с третьего раза таки села на лавку.
Ноги тряслись, голова кружилась, в ладонях появилось странное ощущение, словно я их отсидела. Хотя это не очень удачный речевой оборот, разве можно отсидеть руки? Но был и положительный момент: теперь я совершенно не чувствовала холода, впрочем, жары тоже, у меня пропали все ощущения. Настало время подсчитать потери. Сумка! Слава богу, она на месте и, вот уж удача, не раскрылась.
Дрожащими пальцами я отстегнула ремешки и заглянула внутрь. Камера оказалась цела, книги, телефон и кошелек лежали на дне, вода не затекла внутрь. Вот с обувью дело обстояло хуже. Я босая, балетки остались в глубокой луже, там же сгинули и серьги, совсем не дорогие, пластмассовые, купленные во время моей полной приключений поездки в Германию [7] . При воспоминании о командировке в Бургштайн глаза налилились слезами. Тогда все у нас с Юрой было прекрасно, Шумаков внезапно приехал ко мне, жизнь казалась счастливой. Ну зачем я связалась с Литягиным? Мне не следовало вляпываться в историю с Николаем Семеновичем! Вилка, ты дура, жизнь тебя ничему не учит! Неужели не хватило истории, после которой ты развелась с Куприным?
В носу защипало, в горле заворочался горький ком. Я стукнула кулаком по скамейке. Виола, не сметь! Прекрати думать о Юре, эта тема закрыта. И никогда не ругай себя за то, что сделала. В конце концов, я человек, значит, могу совершить ошибку. И еще вопрос: а что если ситуация с Литягиным хорошо закончится? Я напишу роман, открыто назову в нем имя и фамилию Бориса Никитина, Ваня Радченко очутится на свободе. Хватит лить слезы, на остановке и без того сыро. Ну-ка скажи себе: «Никогда нельзя сдаваться, меня так просто не убить» – и отправляйся за сережками и балетками.
Я вытерла нос и потопала к стремительно увеличивающейся луже. Есть и хорошая новость: на остановке ни души, никто не видел ни моего неуклюжего падения, ни заплыва в грязной воде.
Я присела на краю «моря» и начала шарить в нем руками. Ага, вот и найдена одна туфелька, несмотря на случишуюся со мной неприятность, сегодня явно мой день, правой ноге повезло, вероятно, и левой улыбнется удача.
В паре метров от остановки притормозил джип, из него выскочил мужчина и с криком:
– Виолетта! – ринулся ко мне.
Я прищурилась. Судя по рваным дизайнерским джинсам и куртке из кожи змеи, передо мной сейчас Костя-один, фотограф, а не владелец пиццерии.
– Боже, что с тобой? – в ужасе спросил Франклин.
В его голосе звучал не наигранный, а неподдельный страх, поэтому я решила успокоить парня:
– Ерунда, меня переехал автобус!
Костя шагнул в лужу и замер.
– Не насмерть, – быстро добавила я, – и глагол «переехал» не совсем точен, я успела отползти.
– Зачем ты возишься в воде? – удивился Костя.
Я продемонстрировала балетку.
– Ищу вторую!
– Немедленно ступай в джип, – приказал Франклин, – сам ее найду!
С этими словами фотограф присел и начал баламутить лужу руками.
– Нет, – возразила я, – там еще собачки, я никуда не двинусь, пока не верну их.
Костя удивился.
– Что? В луже утонули твои чихуахуа? Черт побери! Ну не плачь, я найду их трупики! Похороним бедняг с почетом.
Мне стало смешно.
– Я говорю о сережках, они сделаны в виде пуделей!
– Черт побери! – снова сказал Костя. – Их я тоже выловлю, не стой на дороге, садись в машину. На заднем сиденье спортивная сумка, вытащи оттуда костюм, он чистый, и переоденься.
Мне внезапно стало жутко холодно. Я решила не отказываться от предложения, забралась во внедорожник, с большим трудом сняла мокрую одежду, надела слишком большой, но сухой костюм, перебралась на переднее сиденье, включила подогрев и неожиданно успокоилась.
Костя появился минут через десять с моей балеткой и серьгами.
– Ты молодец, – обрадовалась я, – нашел-таки подвески.
– Случайно наткнулся, – пояснил Франклин. – Говори адрес, отвезу тебя домой.
– Спасибо, но лучше я вылезу у метро, – засопротивлялась я.
Константин снял рубашку, перегнулся на заднее сиденье, достал откуда-то майку, молча влез в нее и спросил: