– Спасибо, адмирал, – сказал с чувством. – Понимаю, как вам нелегко сказать такое, но… те из вас, кто пройдет через это унижение, как ему кажется, взойдет на борт нового корабля уже не простым матросом, хоть и дворянином, но офицером!
Ордоньес взглянул на меня остро, потом перевел взгляд на остовы кораблей, медленно кивнул.
– Да, – ответил он, – от имени тех, кто уцелел в этой рубке, благодарю и обещаю… Мы будем работать дни и ночи. И пусть моряки видят, что строят себе и для себя!
– Неплохо, – ответил я громко и повернулся к морякам. – Слышали? Заодно сможете подсказывать строителям всякие полезные мелочи. Все-таки чертеж – одно, а опыт людей, уже поплававших на таком, – другое.
Я видел, как они оживают на глазах. Одно дело заживить раны на теле, другое – в душах, но сейчас именно их и залечиваем.
Один отдал мне честь и сказал хриплым голосом:
– Ваша светлость, вы наш маркиз. И мы пойдем за вами хоть в ад.
Сэр Растер и сэр Торкилстон посмотрели на него с недоумением при слове «маркиз», а барон Альбрехт вздохнул и покачал головой.
Изолированность островов от материка сыграла в их судьбе критическую роль. Не обмениваясь опытом с другими королевствами, они создавали воинские силы по принципу «навалимся и всех убьем».
Но еще в древности правильно построенные и обученные войска Александра Македонского били во много раз более крупные армии Дария и других царей. Так же побеждали римляне.
Восстанавливая в памяти ход великой битвы, что казалась хаотической, я видел, что благодаря умелой тактике войск рейнграфа Чарльза немалая часть пиратов оказалась отрезана от моря, что сразу вызвало у них панику. С другой стороны ударил стальграф Филипп, и началась уже резня, поголовное избиение, когда обезумевшие от ужаса пираты бросались то в одну сторону, то в другую, но их постепенно взяли в кольцо и методично истребляли, хотя наших все равно было там в разы меньше.
Затем граф Рейнфельс с ходу пустил в атаку тяжелую конницу, что и переломило исход грандиозной битвы.
Жители Тараскона, на виду которых турнедцы истребили войско пиратов, высыпали после битвы из городских ворот и устроили ошарашенным воинам восторженную встречу. Их затаскивали в дома, поили вином, восторгались их выправкой и выучкой, и дотоле напряженные турнедцы наконец-то ощутили, что им рады, что они здесь как дома, если не лучше…
Насчет будущих походов и богатств на архипелаге мне распалять турнедцев и даже армландцев не пришлось, сами сделали некоторые важные выводы. Пираты подчеркнуто одеты в лохмотья, а на ком одежда из дорогой ткани, та нарочито испачкана дегтем, однако очень у многих пальцы унизаны золотыми кольцами с камешками удивительной красоты, и почти у всех оружие из лучшей стали, причем рукояти обязательно украшены рубинами или другими драгоценными камнями.
Для моих рыцарей и простых воинов это означает только одно: там, на островах, хранятся огромные богатства.
Разбирая действия военачальников, охраны порта, горожан, я не нашел грубых промахов. Что-то я делал бы не так, но это не значит, что обязательно получалось бы лучше. В общем, все сработали правильно, как единый организм, сопротивляющийся вторжению.
Даже Сулливан, оставшийся охранять вход в башню, прекрасно понимал, что обрекает себя на смерть, но тем самым давал возможность катапультам топить и топить корабли, входящие в бухту тесно, как селедки в косяке, и тем самым спасал город.
Вот только насчет пленных я все время чувствовал себя не на месте. Слишком многие предпочли бросить оружие, к радости подбиравших эти сокровища турнедцев, и поднять руки.
Самых отчаянных головорезов верховный ярл бросил на захват бухты и уничтожение доков, где они и погибли, а остальные по большей части отвлекали наши войска, да и не мешали своим же, высадившись по всему побережью, откуда угрожали захватом городов.
Отважные и приученные к жестоким сражениям рыцари везде настолько умело отрезали их от берега, что пираты сразу пали духом и начали сдаваться целыми толпами.
Набралось столько, что я, как уже бывало до меня, встревожился, как бы эта толпа, пусть и обезоруженная, не обнаглела от нашего христианского отношения к пленным и не разнесла здесь все, ибо даже сейчас их больше, чем наших войск, а не все же должны охранять недавних врагов.
Ко мне подбежал молодой рыцарь из числа турнедцев, рот до ушей, но послушно припал на колено.
– Ваша светлость!
– Слушаю, – сказал я благожелательно.
– Мы захватили очень сильного воина, – доложил он. – Дрался как лев! Его сбили с ног только брошенным со спины молотом. Когда связали, а он очнулся, кто-то узнал в нем их самого главного пирата…
– Вы захватили живым Бреггерта Гартера? – переспросил я в восторге. – Ну, дорогие друзья, вы просто неоценимое сокровище…
Он скромно потупился, сияющий молодостью и чистотой.
– Стараемся, ваша светлость!
– За поимку верховного ярла причитается награда, – сказал я. – Где он сейчас?
– Его держат в отдельной палатке, – доложил он. – Скованного и под охраной.
– Покажите, – велел я. – И перестаньте преклонять колено, мы не во дворце, а на поле боя!
Он подхватился легко, почти подпрыгнул.
– Прошу вас, ваша светлость!
Я шел за ним и думал, что Бреггерт Гартер, верховный ярл Империи Людей Моря, провел операцию точную и безошибочную. Она должна была увенчаться успехом, и обязательно бы увенчалась, он рассчитал все правильно.
И когда торговался за выкуп, он понимал, что у нас нет выхода, а деньги хотел получить до уничтожения городов и поголовной резни только потому, что казну удается захватить лишь в результате внезапного дворцового переворота, а при подходе вражеских войск ее прячут так, что обычно находят случайно совсем другие люди, да и то через сотни лет. Ценности горожан обычно гибнут во время пожаров, так что гораздо выгоднее получить золото, серебро, драгоценные камни и редкие изделия заранее в качестве выкупа… а потом да, вырезать этих трусливых людишек, разорить их города, чтобы, если где и спасутся в лесах, больше не осмеливались подходить к берегу.
Рыцарь указал на палатку, возле которой сидят на камнях двое арбалетчиков.
– Его держим прямо здесь!
– Спасибо, – сказал я.
Он откинул передо мной полог, но из деликатности следом не пошел, напротив, закрыл вход.
Верховный ярл опутан тяжелыми цепями – такие я видел на их же кораблях, явно оттуда и принесли, – сидит, скрестив ноги, прямо на песке. Когда я вошел, он сразу же выпрямил спину и окинул меня надменно-презрительным взглядом.
– Ну как? – поинтересовался я. – Жалобы есть?
Он поморщился.