– Брось пистолет, – не обращая на него внимания, сказал Светлане Слепой. – Я стреляю лучше.
– Сейчас, – сквозь зубы процедила та, – только галоши надену.
– Как хочешь, – сказал Глеб и нажал на спуск. «Парабеллум» подпрыгнул в его руке, и заведующую крапивинской библиотекой швырнуло на капот «Мерседеса» с простреленной головой.
Она медленно сползла на бетонный пол гаража, оставляя на сверкающем черном металле широкую красную полосу. Ирина вскрикнула и резко отвернулась к стене.
Волков среагировал мгновенно. По-заячьи взвизгнув, он метнулся обратно в открытую дверь подвала, – Шалишь, – сказал ему Глеб, снова спуская курок.
Мертвое тело еще катилось по ступенькам, с глухим тошнотворным стуком ударяясь о них головой, а Глеб уже обыскивал труп библиотекарши. Найдя ключ от наручников, он подбежал к Ирине и освободил ее запястья. Женщина обессиленно упала ему на грудь, и ему пришлось потратить не меньше минуты, чтобы привести ее в чувство.
– Это правда ты? – спросила она. – Что ты здесь делаешь?
– Не сейчас, – отрывисто бросил Глеб, с отчаянием чувствуя, как уходит время. – Надо бежать.
Ты можешь идти сама?
– Какая разница? – спросила она, кивая на дверь, через которую Глеб проник в гараж. Из-за двери доносились возбужденные голоса.
– Ч-черт, – вырвалось у Глеба. Он бросился к машине, волоком таща за собой Ирину, и подергал запертую дверцу.
– Бесполезно, – сказала Ирина. – Ключи, наверное, у Волкова, а Волков в подвале.
Глеб вынужден был с ней согласиться. Завести двигатель напрямую, открыть ворота, вернуться к машине, сесть за руль…
– Вот черт, – повторил он, выдергивая чеку из своей последней гранаты.
Железная дверь отворилась, и в нее, теснясь и толкаясь, протиснулись трое вооруженных охранников.
Глеб поймал себя на том, что думает о них как об охранниках, хотя в недавнем прошлом они были простыми обывателями. Он знал их, всех троих: этот, белобрысый, в клетчатой рубашке и с «Макаровым» в огромной мосластой лапе, работает на молокозаводе; этот вот, с автоматом наизготове и с блестящей, похожей на дыню ранней лысиной, – шофер единственного на весь поселок мусоровоза; а вон тот, у которого под мышкой торчит тупорылый израильский «узи», и вовсе, можно сказать, приятель – санитар из больничного морга. Кой черт понес вас на эти галеры, словами бессмертного шутника-француза подумал Глеб и метнул гранату, заставив Ирину присесть за машиной и присев сам.
Осколки хлестнули по лакированному борту «Мерседеса», безнадежно калеча дорогую машину.
Зазвенело битое стекло, зашипел, вырываясь на волю, воздух, и автомобиль тяжело осел на правое заднее колесо.
– Все, – поднимаясь, сказал Глеб. – Автобус сошел с линии по техническим причинам. Придется выбираться на своих двоих. Надо будет пройти мимо., них. Сможешь?
– Не мимо, – посмотрев в сторону двери, сказала Ирина чужим сдавленным голосом, и Глеб понял, что она из последних сил борется с тошнотой. – Через них, так будет вернее. Смогу, конечно.
Едва договорив, она начала медленно садиться на пол.
– Будь оно все проклято, – сказал Глеб, подхватил ее под мышки, вскинул на плечо и со всей возможной скоростью устремился к двери, сжимая в правой руке пистолет, а левой придерживая на плече безжизненно обмякшее тело жены.
Выслушав доклад капитана Борисова о прекрасной, но тяжеловооруженной незнакомке, которую с полдороги повез в Москву старший лейтенант Емелин, полковник Малахов открыл было рот, но тут же с отчетливым стуком захлопнул его: подчиненным не следовало знать о существовании Слепого. Оставалась, конечно, эта баба, которую они подобрали на дороге, но ее рассказ ничем не будет подтвержден.
Был человек – нет человека. Сбежал. Испарился.
Сгорел. Убит в перестрелке.
В том, что в ближайшее время в поселке Крапивино состоится перестрелка, полковник почти не сомневался.
Он повертел в руках свою дырчатую шляпу и зашвырнул ее в кусты.
– Зьемлья – наш общий дом, – коверкая слова на американский манер, сообщил капитан Борисов. – Нье надо мусорит.
– Ладно, умники, – сказал полковник. – Берите эту сладкую парочку, – он кивнул в сторону отца Алексия и лежавшего рядом с перевернутым мопедом Карла Маркса, – и волоките в поселок. Машину там оставили?
– Там, – вздохнул Борисов. – Теперь кому-то надо за ней идти.
– Не надо, – сказал полковник. – Давай ключи.
– Виноват, – сказал капитан, – не понял.
– Ключи, говорю, давай, – повторил Малахов.
Отец Алексий красноречиво покачал головой, за что тут же получил ощутимый тычок стволом пистолета под ребра.
– А этих мы в Москву на горбу потащим? – спросил понятливый капитан.
– Зачем на горбу? – удивился полковник. – Вон, на мопеде… Будете знать, как над начальством хихикать, – мстительно добавил он. – Заберете у местных «луноход»… Да мне вас учить, что ли?
Машину они не найдут.., чекисты.
Борисов молча отдал ключи, выражая каждым нарочито замедленным жестом несогласие с творимым полковником произволом. Полковник ободряюще похлопал его по плечу, повернулся и быстро зашагал в сторону поселка.
– А такой был хороший день, – сказал капитан Борисов. Ответом ему был хор сочувственных вздохов. – Ну ладно, борода, – продолжал он, обращаясь непосредственно к попу, который, если верить полковнику Малахову, имел чин капитана ФСБ, – вставай, что ли.
– Эх, Расея-матушка, – со вздохом сказал отец Алексий, поднимаясь с корточек. – Арестовать духовное лицо по-человечески не могут, азиаты. Как сто лет назад по этапу пешком гоняли, так и по сей день гоняют.
– Молчи лучше, – посоветовал угрюмый капитан Чирук, хмуря густые «генсековские» брови. – Скажи спасибо, что раком тебя идти не заставляют.
– Кстати, это идея, – оживился лейтенант Шубин. – А жмурика сверху положим – чтоб, значит, порожняком не гонять…
– Б…ди вы, – сказал отец Алексий и, прихрамывая, зашагал вслед за полковником.
– Замочить его, что ли, – задумчиво произнес Борисов. – При попытке к бегству. Ну, чего стал?
Иди уже, хромай…
.Садясь за руль капитановой «Тойоты», полковник услышал завывание милицейской сирены. Вскоре мимо него, визжа покрышками и козлом сигая с ухаба на ухаб, промчался милицейский «уазик», дочерна набитый людьми в камуфляже. Полковник поднял брови, немного подвигал ими и последовал за «уазиком». Похоже было на то, что предсказанная им перестрелка началась.., а может быть, уже и закончилась. Слепой явно принялся за дело всерьез, и полковник клял себя за то, что в нужный момент его не оказалось на месте: в конце концов, поп-перевертыш мог и подождать.