Фантазия родилась и погасла. Духу не хватило рискнуть. С отвращением к самому себе Бубнов вернулся к товарищу.
– Чего так долго?
– Да ну их всех. Смотрят так, как будто я милостыню прошу.
– Е-мое. Простой вопрос решить не в состоянии. Лучше б я Витька с собой взял. Чего от тебя духами пахнет?
– Мылом, наверное. Я в туалете руки вымыл.
Все блестит и сверкает, мать их…
– Завидно? Ты бы при любом раскладе в таком не сидел. Торчал бы где-нибудь на очередном поганом складе и подтирался старыми накладными.
– Давай не будем.
Бубну хотелось добавить еще пару «теплых» слов, но опять сработало благоразумие. Не стоит будить спящую собаку. А в бывшем замкомполка она точно дремлет. Сколько раз Тарасов заводился от пустяка, еле-еле общими усилиями удавалось утихомирить.
Бывало и похуже, когда казалось, что замкомполка окончательно и бесповоротно спятил. Таких случаев Бубнов помнил всего три. В первый раз Тарасов залез среди ночи на дерево в лесу: выл, визжал и хохотал. Продолжалось это недолго, потому что ветка обломилась под тяжестью и он полетел вниз. Попробовал продолжать, но здесь его быстро скрутили и заткнули рот – дикие, безумные звуки резали по нервам, как бритва.
В другой раз Тарасов отсыпался днем после ночного дежурства. Вдруг вскочил на ноги и стал лихорадочно сбрасывать с себя какую-то воображаемую нечисть – то ли жуков, то ли пауков.
Тряс руками и ногами, потом стал скидывать с себя одежду. Симптомы, вроде, схожие с белой горячкой. Но пили в команде умеренно, не желая ступать на дорогу, которая при их вынужденном безделье однозначно вела в пропасть.
При общем далеко не радужном настрое не было сил смотреть на тарасовское представление.
Воскобойников попытался его утихомирить, но получил нокаутирующий удар в челюсть. Самойленко передернул затвор, направил автомат на массивную фигуру с пепельными волосами, прилипшими к потному лбу. Но с таким же успехом можно было брызгать на бесноватого сотоварища святой водой или зачитывать ему главу из Карнеги о том, как производить благоприятное впечатление на окружающих.
Пришлось опять-таки применить насилие – накинулись сразу чуть ли не впятером. Через час Тарас вел себя абсолютно нормально и ровным счетом ничего не помнил о припадке.
После третьего инцидента, мало чем отличавшегося от первых двух, стали серьезно обсуждать варианты отделаться от замкомполка. Не хватало, чтобы в припадке он прибил кого-то или покалечил. Связать и оставить, а самим сняться с места.
Все, в общем, согласились. Исполнение приговора отодвинули до очередного приступа безумия. Но с ранней весны Тарасов в целом держался, будто почувствовал для себя реальную угрозу.
…Прождав до восьми вечера, они с Бубновым собрались на выход. И тут обнаружили, что дверь черного хода заперта на замок. Что теперь делать – быстро и деловито пройти через фойе?
А куда им, собственно, направить стопы? В Москве, конечно, все реально, в том числе устроиться на ночлег, не показывая документов. Но есть ли смысл вылезать сейчас в дождь, прикидывать, куда деваться, чтобы завтра опять вернуться сюда же?
Голосов и шагов почти уже не было слышно.
– Может, где-нибудь дверь в комнату оставили открытой? – мечтательно пробормотал Бубен. – А там диванчик кожаный, кофеварка.
– Давай заглянем в этот самый «Логос-М».
Вдруг мы Кормильца нашего пропустили, и он сидит себе один-одинешенек, копается в документах.
– Такое бывает только в кино.
– Ив жизни тоже, – Тарасов улыбнулся странноватой своей улыбкой.
Поднялись на нужный этаж – секретарша еще утром по телефону все подробно объяснила. Увидев раскрытую дверь в приемную, Бубен почувствовал слабость в ногах. Чуть приотстал. Тарасов первым приблизился, прислушался.
Отступили далеко назад – туда, где коридор поворачивал под прямым углом.
– Он там, – улыбнулся Тарасов. – Мы как раз вовремя. С ним один только остался посторонний, мужик какой-то.
– Как же мы прошляпили, когда?
– Неважно. Раньше все равно не имело смысла соваться.
– И теперь не имеет.
– Почему? – продолжая улыбаться, Тарасов вытянул из внутреннего кармана вязаную шапку.
Бубен с ужасом заметил на ней две прорези для глаз. Основательно, однако, подготовился Тарасов.
– Только одна?
– Можешь не заходить, я и сам справлюсь.
– Уверен? – с внутренним облегчением спросил бывший завскладом.
Думали ли они когда-нибудь, занимая свои армейские должности, что будут обсуждать такую тему? Но прошлая полузабытая жизнь казалось чужой, не правдоподобной. Теперешняя, настоящая жизнь началась с нелепого вывиха событий, с жуткой невезухи, последствия которой они не смогли сразу осознать.
Тут вдруг послышались шаги. Не доходя до поворота, они замерли возле лифта. Кто это, черт возьми? Если Кормильцев, можно упустить шанс.
Если тот незнакомый мужик, значит судьба сдает одну козырную карту за другой.
Тарасов все-таки выглянул на долю секунды и молча показал большой палец. Как все быстро и просто решилось – теперь Кормильцев один в почти пустом здании, овца, кем-то приведенная на убой.
Лифт поднялся и тронулся вниз.
– Иди, я в коридоре подежурю.
– На хрен ты нужен в коридоре? Скажешь «погодите, сюда пока нельзя»?
– Ты ж сам…
– Кормилец один, маскироваться незачем.
* * *
Спонсор сидел у себя в кабинете, переваривая повторное предупреждение. Оно пришло в середине дня – гораздо короче и требовательнее первого. Кормильцев никогда не считал нужным тратиться на охрану, и даже сейчас такая мысль не пришла ему в голову.
Он не верил во всех этих молчаливых, якобы натренированных «шкафов». Работа телохранителя – это умение реагировать на мелочи, на сущие пустяки. Не в российском это характере, русский человек мыслит если не глобальными, то, на худой конец, крупными и существенными категориями.
Бывают, правда, редкие исключения, но… Если уж тебя вознамерились здесь убить, телохранители никого не остановят.
Сидя в кабинете, Кормильцев впервые представил себе, что сигнал тревоги может оказаться верным. Люди из команды, каким образом он может им мешать? Как пуповина, он связывает их с миром, с благами жизни. Нужно быть полными идиотами, чтобы перерезать эту связь.
Но ведь каждый из них пережил тяжелую травму. И продолжает переживать – никакие денежные вливания душу не залечат. Кто-то один, вконец озлобившись, может увидеть врага даже в нем, в Кормильцеве. Если так, придется проявить максимум спокойствия и выдержки.