Продолжай – терпеливо, тщательно.
Время от времени Сиверов повышал чувствительность – в наушниках слышались шелест листьев, хлопанье крыльев одинокой птицы, кошачье мяуканье. Даже капающий плохо закрытый кран в чьей-то квартире. Ночь говорила на своем языке, но ничего пока не хотела сказать по делу. Сиверов прополз вдоль выступа ближе к углу здания и примостился там для нового сеанса зондажа.
Только к половине третьего ночи Глеб поймал человеческое дыхание. Оно стало отчетливым лишь тогда, когда регулятор громкости снова был переведен на максимум.
Почему бы человеку не дышать, что в этом подозрительного? Дыхание оставалось мерным и ровным, но человек явно бодрствовал. При этом не двигался с места, не производил никакого другого шума.
Что может делать среди ночи человек в полной неподвижности? Если вдуматься, вариантов много.
Может смотреть ночной канал с выключенным звуком, может мечтать, глядя в потолок. Или курить, пытаясь осмыслить свалившиеся за день проблемы.
Курение отпало почти сразу – судя по ритму вдохов-выдохов, неизвестный не затягивался и не выдыхал дым. Более того, дыхание говорило, что человек не расслаблен, он занят каким-то делом, требующим предельной концентрации внимания.
Сиверов вдруг заметил, что дышит синхронно с незнакомцем. И тут его осенило: вполне возможно, этот человек тоже занят прослушкой. Он, конечно, внимателен, но задача у него легче.
Двигать «щупом» не надо, потому что окна давно найдены.
* * *
В ФСБ давно отдавали себе отчет, что боевики экипированы лучше российской армии и российских спецслужб. Конечно, у них нет авиации, танков и ядерного оружия. Но для ведения локальной войны все необходимое на руках, в том числе и полный «джентльменский набор» для сбора информации.
Определив примерное местонахождение незнакомца, Сиверов быстро покинул свой пост. Аккуратно выбрался из больницы и обходными путями стал приближаться к жилому дому с кафе и почтой на первом этаже.
Совсем недавно откровенный рассказ Ди Каприо вызвал у него отчетливое опасение. Глеба трудно было считать обычным сотрудником ФСБ: он всегда оставался одиноким, независимым. Не желал толкаться в коридорах Лубянки, карабкаться по ступеням служебной лестницы со скользкими и не всегда чистыми ступенями.
Он плохо разбирался в последних веяниях, в характере нового начальства. Кто его знает, какие сейчас нравы в ФСБ, прослушивают ли здесь своих? Если да, возможно, все палаты успели оборудовать «жучками». А если нет – могли поставить специально для новоприбывших.
На всякий случай в середине рассказа он сделал знак Ди Каприо – осторожней, не время сейчас быть до конца откровенным. Но того уже понесло, не мог остановиться. Глеб все-таки написал на листке: «Придержим языки на всякий случай».
Показал всем, как Воскобойников показал семейное фото.
Возражений не последовало, но слишком близко к сердцу предупреждения не приняли. Прослушка никого особо не пугала. Перед уходом он подумал, что и чеченцы в состоянии позволить себе такое удовольствие…
Глеб разглядел незнакомца в глубине темного кафе, где стулья громоздились на столах ножками вверх. Не различимый с улицы для людей с обычным зрением, он действительно оказался почти зеркальной копией Слепого. Щуп, в два раза более длинный, чем у Сиверова, был четко нацелен на нужное окно. С такой штукой не составляло труда уточнить номер палаты. Окна в одном здании – проверить проще простого. И голоса не нужно угадывать – по разговору быстро выяснится, на тех попал или нет.
Когда враг начал свою работу? Что успел услышать? О чем они вчетвером вели в палате речь?
Ильяс сказал: «Не хочу портить Глебу дело, пусть сначала все доведет до конца». Лучше бы он этого не говорил.
Выходит, не надо было торопиться раскрывать перед ребятами истину? Еще не известно, какое продолжение последовало после твоего ухода.
Может, и теперь не умолкли – сна ни в одном глазу?
Глеб взглянул на больничный корпус. Свет горит только у дежурных врачей и медсестер. Но у них в палате слишком плотные шторы, он сам попросил такие повесить. Как там сейчас? Каждый по-прежнему на своей койке, глядит в потолок воспаленными от бессонницы глазами?
Человек в наушниках словно твое отражение в толстом витринном стекле кафе со следами начинающегося дождя. Его можно убить, можно взять живым. Если Халил действительно прибыл на место, этот тип подскажет, где искать эмира.
А если нет? Тогда операция окажется на грани срыва.
До истечения отведенного генералом срока оставалось еще три часа, но человек по прозвищу Слепой уже готов был дать свое заключение.
– Халил пока еще далеко.
– Уверен?
– – Их старший докладывал кому-то по спутниковому телефону. Если б Халил сюда заявился, в такой дальнобойной технике не возникло бы нужды.
…Сиверов терпеливо ждал, пока сеанс прослушки подойдет к концу, пока уставший за ночь чеченец снимет наушники, помассирует кончиками тонких пальцев виски и покинет кафе. Глеб последовал за ним и в конце концов оказался у недостроенного коттеджа на двадцать втором километре Минского шоссе…
– Неужели не сдвинем эмира с места? – спросил сам себя Потапчук. – Или врут наши осведомители насчет его характера? Ты не понял, кому звонили?
– Они подстраховались, включили громко музыку. Тут нужно было другое оборудование, чтобы вылавливать разговор на частоте.
– Ну и какую музыку эти ребята предпочитают? Танец живота?
– Рэп. Причем на французском. Не знаю, для маскировки или действительно нравится.
– Хорошо живут, весело.
– Будет еще веселее, я им устрою танец живота.
– Поставить там для начала хорошую аппаратуру? Местность позволяет.
– Давайте не будем их тревожить лишний раз.
Вдруг потом окажется, как в моем случае, – будут в сотне метров друг от друга сидеть люди с одинаковыми приборами.
– Кстати, что ему удалось узнать, коллеге твоему?
– Похоже, мы с ним ночью заступили почти одновременно. Надо отдать ребятам должное: они выдавали в час по чайной ложке.
Глеб вспомнил, как утром, надежно замаскировавшись возле коттеджа, выслушивал отчет «слухача» старшему о проделанной работе. Одной рукой направлял в окно щуп, другой – ствол пистолета с глушителем.
Занавески были жиденькими – временные обитатели коттеджа не хотели вызывать подозрений, отгораживаясь слишком откровенно. Сиверов различал две сидящие за столом фигуры и готов был сразу выстрелить, если б «слухач» начал пересказывать слова Ильяса или нечто подобное.
После первых минут отчета он уже понял, что в этот раз пронесло – важную новость «слухач» сообщил бы сразу…