Рэмси влетел в свою каюту, закрыл дверь на замок, вытащил коробку с телеметрической аппаратурой, вскрыл ее и извлек первую ленту с записью. Затем уселся на койку и стал изучать запись.
Высокий уровень адреналина и активности гипофиза были видны в самом начале ленты. Рэмси отметил, что это было еще до его прибытия; второй подобный момент отмечался, когда корпус подводного корабля впервые оказался под давлением.
«Первые напряженные моменты, – думал Рэмси. – Естественно».
Он промотал ленту до того момента, когда была выявлена попытка диверсии, дважды проверил время и просмотрел этот отрезок назад и вперед по временной шкале.
Ничего! «Но ведь такого не может быть!»
Рэмси уставился на узор заклепок на переборке против его койки. Тихий шепот двигателей набрал силы. Пальцы, лежащие на покрывале, чувствовали каждую нитку, каждый узелок. Ноздри отсортировывали запахи каюты: краска, масло, мыло, озон, пот, пластик…
«Может ли случиться так, что в момент опасности железы человека не станут реагировать? – спрашивал Рэмси сам себя. – Да, случается, но только при особом патологическом состоянии нервной системы, что никак не относится к Спарроу».
Рэмси вспомнил звучание капитанского голоса в интеркоме в период стресса: визгливые тона, речь отрывистая, напряженная…
Снова и снова Рэмси изучал ленту. «Может, что-то не в порядке с телеметрической аппаратурой?»
Он проверил ее. Все действовало отлично. А может, какие-то неисправности аппаратуры, вживленной в тело капитана? Тогда, естественно, отклонения регистрироваться не будут.
Рэмси откинулся назад, сжал голову руками и стал обдумывать возникшую проблему. Напрашивались две основные возможности: «Если Спарроу знал про тряпку и трещину в маслопроводе, тогда ему волноваться было нечего. Что, если он сам поместил этот шелковый клочок и сделал трещину в вентиле? Он мог это сделать, чтобы вывести из строя судно, чтобы сорвать операцию из-за того, что его понесли нервы или потому что он шпион.
Но тогда наблюдались бы иные виды психомоторной реакции, которые были бы отмечены аппаратурой».
Это приводило к другой возможности: «В моменты сильного стресса подсознательная деятельность желез у Спарроу не контролируется центрами в коре головного мозга. Возможно, это связано с параноидальными тенденциями. Но это могло быть и расстройством обычных психофизиологических реакций при стрессе, вроде притупления или даже отступления чувства страха, когда человек настраивает себя, что никакой опасности нет».
Рэмси приподнялся на койке. «Этим можно объяснить и религиозные настроения Спарроу, его внешние и внутренние проявления веры. В прошлом случались религиозные фанатики. Они всегда пытались надеть на себя Христовы одежды». Рэмси нахмурился.
Резкий стук в дверь прервал его размышления. Рэмси спрятал ленты с записями в двойное дно коробки с телеметрической аппаратурой, закрыл крышкой и запечатал ее.
Снова стук. «Рэмси?» Голос Гарсии.
– Да?
– Рэмси, лучше всего прими пару таблеток от усталости. Тебя назначили на следующую вахту.
– Хорошо, спасибо.
Рэмси сунул коробку под стол, подошел к двери и открыл ее. Проход был пуст. Рэмси глянул на дверь каюты Гарсии и какое-то время продолжал стоять, вслушиваясь в окружающий его мир корабля. Капля сконденсировавшейся влаги упала ему прямо на лоб. Вдруг Рэмси понял, что совершенно не может противостоять депрессии: на него как бы обрушилось чудовищное давление воды за бортом.
«А знаю ли я, что такое настоящий страх?» – спросил он сам себя.
«Рэм» двигался в медленном ритме подводных течений, прячась под холодными слоями воды – термоклинами, потому что те заглушали звук винта, и экипаж специально выискивал такие слои, пробираясь меж стенками подводных каньонов, будто громадный увалень с волочащимся сзади хвостом, так как стены каньонов поглощали звуки движения буксира.
Менялись вахты, поглощалась еда. Начались шахматные сражения между Спарроу и Гарсией. Стрелка автоматического таймера вращалась по кругу, с каждым оборотом отсчитывая монотонную рутинную жизнь в ожидании опасности. Красная точка, отмечавшая положение судна на панели сонара, проползла вокруг Флориды, вышла к побережью Атлантики и дальше – в океанские просторы – и теперь ползла к Исландии.
Пять суток тринадцать часов двадцать одна минута с момента выхода.
Спарроу вошел на центральный пост и остался в двери, чтобы окинуть взглядом циферблаты приборов – своих следующих органов чувства. В атмосфере слишком много влаги. Ему казалось, что на вахте будет стоять Гарсия. Но вахтенным был Боннет. Главный пульт был переключен на дистанционное управление: репитерный пульт отсутствовал.
На сонарном экране точка, отмечающая их позицию, находилась практически прямо к востоку от северной оконечности Ньюфаундленда и к югу от самой южной оконечности Гренландии: курс 61 o 21 . Прибор регистрации статического давления показывал 2360 фунтов на квадратный дюйм, что соответствовало глубине 5500 футов.
Спарроу прошел через помещение центрального поста и вышел на мостки машинного отделения. Чувствовалось, как поверхность мостков колеблется под его ногами.
Боннет стоял на нижних мостках, спиной к Спарроу, глядя налево вниз. Спарроу последовал за его взглядом: дверь, ведущая в аварийный тоннель реакторного отсека.
«В движениях Боннета нечто странное, – думал Спарроу. – Он как будто что-то подсчитывает».
Но потом Спарроу понял: Боннет нюхал воздух. Спарроу тоже сделал это: пахло вентиляцией, озоном, маслом – самые обыкновенные запахи машинного отделения. Он подошел к краю мостков, перегнулся через ограждение.
– Что-то случилось, Лес?
Боннет обернулся, поглядел снизу вверх.
– А, шкип. Не знаю. Мне показалось, будто тут что-то воняет.
Губы Спарроу растянулись в полуулыбку.
– И что ты можешь сказать про эту вонь?
– Я имею в виду, что-то сгнило. Какая-то падаль. Мясо гнилое. Уже несколько дней я замечал, когда проходил тут.
– Больше никто этого не замечал?
– Никто не говорил.
– Наверное, тебе показалось, Лес. После пяти дней плавания в этой кишке прованивается все вокруг.
– Да нет, шкип. Большинство запахов я еще могу различить. А вот этот как-то нет.
– Постой там.
По переходному мостику капитан спустился к Боннету.
– Понюхайте сами, шкип.
Спарроу набрал воздух в ноздри. В атмосфере был легкий запах падали, на подводном корабле с повышенным содержанием кислорода мясо могло завоняться очень скоро.