Бурдо ушел за Селадором, перекатив кресло в противоположный конец комнаты, к двери, ведущей в коридор. Перед Десейном находились стеклянные двери, выходившие на открытую веранду, освещенную солнечными лучами.
Ему показалось, что его оставили одного, бесцеремонно выставив на всеобщее обозрение, с обнаженной душой, корчившейся в судорогах страха. «А ведь я по-прежнему отягощен тяжким грузом», — мелькнула мысль. Его приводила в замешательство перспектива встречи с Селадором. Исподволь подкрадывался непонятный страх. Селадор умеет различать притворство и обман. Он сразу заметит лживую маску — среди аналитиков никто не мог с ним сравниться.
«Селадор унизит меня, — подумал Десейн. — Почему я согласился принять его? Он насквозь пронзит меня взглядом, и я не смогу сопротивляться ему — мои реакции выдадут ему все, что он захочет узнать обо мне… о моей неудаче».
В этот момент Десейну показалось, что стенки раковины, в которой была заключена его рассудительность, разъедены внешней мишурой и фантазиями. С присущей ему жизнерадостностью Селадор с резким треском раздавит ее.
Дверь в коридор открылась.
Заставляя себя не торопиться, Десейн медленно повернул голову.
В дверях стоял Селадор — высокий мужчина, с резкими чертами лица. Смуглый цвет кожи и диковатые глаза индуса, седые волосы на висках и такого же серебристо-серого цвета твидовый костюм. У Десейна вдруг возникло смутное чувство, что он уже видел это лицо в другой жизни — этот пронизывающий взгляд из-под чалмы, в центре которой красовался кроваво-красный драгоценный камень.
Десейн покачал головой. «Я схожу с ума».
— Джилберт, — сказал Селадор, направляясь к нему. — Во имя Господа, что же ты сотворил с собой? — Десейн отчетливо слышал каждое слово, произносимое с оксфордским акцентом. — Мне сказали, что ты получил сильные ожоги.
«Итак, началось», — сказал себе Десейн.
— Я… мои руки и кисти, — произнес Десейн. — И еще немного лицо.
— Я прибыл только сегодня утром, — сказал Селадор. — Знаешь, мы все так беспокоились о тебе. За все дни — ни слова от тебя.
Он остановился перед Десейном, почти полностью закрыв собой вид на веранду.
— Должен сказать, что ты, Джилберт, выглядишь ужасно. Однако, кажется, на лице у тебя не осталось ни одного шрама.
Десейн поднес руку к щеке и неожиданно почувствовал, что это его щека, а не того незнакомца. Кожа на ощупь казалась гладкой, новой.
Все это место провоняло проклятым мускусным запахом, — пожаловался Селадор. — Ты не будешь возражать, если я открою двери?
— Нет… нет, пожалуйста, открывайте.
Десейн внезапно поймал себя на мысли о том, что Селадор — вовсе не Селадор: его слова уже не поражали глубиной мысли, а сам он приобрел некую манерность, которая, насколько помнил Десейн, была вовсе не характерна для него. Неужели Селадор изменился?
— Чудесный солнечный день, — произнес Селадор. — Почему бы мне не выкатить тебя на эту веранду, чтобы ты подышал свежим воздухом? Тебе это пойдет на пользу.
Паника сжала горло Десейна. Эта веранда… Он почувствовал, что там его ждет какая-то опасность. Он попытался остановить Селадора, возразить. Однако слова застревали в горле.
Селадор принял молчание за знак согласия и выкатил кресло Десейна за дверь. Слегка задрожал подоконник, и вот они уже на веранде.
Лучи солнца согревали Десейна. Его щеки щекотал, проясняя сознание, легкий ветерок, в котором почти не осталось запаха Джасперса. Десейн сказал:
— Разве вы не…
— Разве тебя не пьянит свежий воздух? — перебил его Селадор. Он остановился у невысокого парапета, на самом краю крыши. — Ну вот. Ты можешь восхищаться этим видом, а я присяду на уступ.
Селадор положил одну руку на спинку кресла Десейна.
— Как мне кажется, к этой палате подведены специальные провода, способные улавливать звуки, — сказал он. — Однако не думаю, что они установили подслушивающее устройство и здесь.
Десейн ухватился за колеса, боясь, что кресло внезапно сдвинется вперед и он свалится с крыши.
Он посмотрел вниз на асфальтированную автостоянку, газоны, цветочные клумбы, деревья. До него постепенно доходил смысл слов Селадора.
— Специальные провода… способные… — Он повернулся и увидел удивление в темных глазах собеседника.
— Очевидно, ты еще не до конца пришел в себя, — заметил Селадор. — Да это и понятно. Ты прошел через горнило ужасных испытаний. Впрочем, как только ты поправишься, я увезу тебя из этой долины. Уже в конце этой недели ты окажешься в безопасности в обычном госпитале Беркли, где сможешь отдохнуть и поднабраться сил.
Внутри Десейна клокотали разные чувства, его сознание стало ареной сражения. В безопасности. Какое ободряющее слово! Уехать из долины? Ему нельзя покидать ее! Однако он должен уехать, Но куда — во внешний мир? Отправиться в этот ужасный мир?
— Тебя что, накачали наркотиками, Джилберт? — спросил Селадор. — Ты выглядишь таким… таким…
— У меня… Со мной все в порядке.
— Знаешь, вообще-то ты ведешь себя довольно странно. Ты даже не спросил, что же мы обнаружили по тем наводкам, которые ты нам дал.
— И что?
— Оказывается, свой бензин они получают из отходов. Что вполне нормально, если принять во внимание экономические мотивы: расчет производится наличными с независимым производителем. Сыр и остальные продукты их кооператива, как утверждают в департаменте сельского хозяйства, с медицинской точки зрения совершенно безвредны. Однако коллегию департамента, ведающую вопросами недвижимости, заинтересовало то, что никто, кроме сантарожцев, не может купить собственность в долине. Может быть, они нарушают законодательство, предусматривающее борьбу против дискриминации.
— Нет, — перебил его Десейн. — Они… ничего не нарушают.
— Ха! Ты рассуждаешь, как человек, обнаруживший в шкафу скелет. Ну так что по-твоему, Джилберт, все это значит?
Десейну показалось, что он схвачен вампиром, который собирается выпить из него всю кровь. Его кровь насытит Селадора, даст ему силы. Десейн покачал головой.
— Ты болен, Джилберт? Может быть, я утомляю тебя?
— Нет. Просто я медленно соображаю. Доктор, вы должны понять — у меня…
— У тебя остались записи, Джилберт? Возможно, я смогу прочитать твой отчет и…
— Нет… пожар…
— Ах да! Этот доктор Паже говорил что-то насчет твоего сгоревшего грузовика. Полагаю, все сгорело?
— Да.
— Ладно. Значит, теперь нам, Джилберт, придется обойтись твоим устным рассказом. Есть ли какая-нибудь слабинка, которой мы могли бы воспользоваться для уничтожения этих людей?
Десейн вспомнил о теплицах — детский труд. Он вспомнил статистические данные, по которым у нескольких сантарожцев была разрушена психика после употребления Джасперса. Он подумал о наркотическом влиянии Джасперса. О чем ни думай — всюду он видел, как можно уничтожить Сантарогу.