В шепчущей темноте эти мысли вдруг стали устрашающими. Он споткнулся о низкую подставку для инструментов, тихонько ругнулся. Желудок его напрягся от ощущения срочности, тревоги и страстным желанием закончить визит до того, как дежурная сестра пойдет с ежечасным обходом.
Фигура насекомого, тень против тени, выступила на стене перед ним. Он застыл на месте, и ему понадобилась минута, чтобы узнать в тени знакомые очертания мезонного микроскопа.
Свенгаард повернулся к светящимся цифрам на чанах – двенадцать, тринадцать, четырнадцать… пятнадцать. Вот наконец и нужный. Он проверил фамилию на надписи, прочитав ее при свете лампочки прибора: «Дюран».
Что-то в этом эмбрионе заставило встревожиться оптименов, а в Безопасности поднялся шум. Его постоянная компьютерная сестра ушла – куда, никто не мог сказать. Замена ее ходила, как мужчина.
Свенгаард обошел вокруг микроскопа, мягко двигаясь в темноте, установив инструмент над чаном, устроил удобно ноги. Под пальцами ощущалось биение в чане. Он настроил на сканирование и наклонился.
Из бурлящей клеточной массы вверх шел гидрофелический генный сегмент. Он сфокусировал на него, забыв про темноту, когда он направил взор в поле зрения микроскопа. Мезонные пробы скользили вниз… вниз в митохондрильную структуру. Он нашел альфогеничные структуры и начал проверять полипептидные цепи.
На лбу у него появилась хмурая озадаченность. Он перешел еще на одну клетку, затем еще одну.
В клетке сейчас было мало аргенина – он видел это. Мысли проносились в мозгу, когда он рыскал взглядом и выискивал нужное, как могло в эмбрионе Дюранов из всех других эмбрионов, быть так мало аргенина? Любой нормальный мужчина имел бы больше проталина спермы, чем этот. Как могла система обмена АДП-АТП не иметь даже признаков оптимена? Формирование не могло бы привести к такому большому различию.
Внезапно Свенгаард послал инструмент в идентификатор пола, просканировал нависающие спирали.
Женские!
Он выпрямился, проверил номер и табличку: «Пятнадцать. Дюран».
Свенгаард наклонился к инспекционной карте, прочитал на светящихся приборах. Она отражала записи дежурной сестры на восемьдесят первый час. Он взглянул на часы: еще двадцать минут до того, как она проведет проверку восемьдесят второго часа.
«Эмбрион Дюранов никоим образом не мог быть женским, – думал он, – несмотря на операцию Поттера».
Он понял, что кто-то подменил эмбрионы. Один эмбрион реагировал на жизнеобеспечивающие системы чана точно так же, как и другой. Без наблюдения в микроскоп такое изменение нельзя заметить.
Кто?
В уме Свенгаарда самыми вероятными кандидатами на такую подмену были оптимены. Они заменили эмбрион Дюранов, а его перенесли в другое безопасное место.
Почему?
«Наживка, – думал он, – приманка».
Он выпрямился, во рту у него пересохло, сердце бешено колотилось. Звук на стене слева заставил его резко обернуться. Компьютерная панель чрезвычайной ситуации комнаты с чанами пришла в движение, ленты начали вращаться, огни мигать. Табло считки затрещало.
Но никакого оператора не было!
Свенгаард резко повернулся, чтобы выбежать из комнаты, столкнулся с неподвижно ставшей на пути преградой. Руки и кисти сжали его с безжалостной силой, и он увидел, как за спиной схватившего его секция стены открылась и в открытом пространстве в тусклом свете было видно движение.
В черепе разлилась темнота.
Новая компьютерная сестра ситакской больницы вызвала по телефону Макса Олгуда только после короткой задержки, пока агенты Безопасности отыскали его. Глаза Олгуда казались ввалившимися. Рот вытянулся в тонкую линию.
– Да, – сказал он, – Ага, это вы.
– Произошло что-то важное, – сказала она, – В комнате для чанов Свенгаард изучает под микроскопом эмбрион Дюранов.
Глаза Олгуда округлились:
– О-о, ради всех… Это поэтому вы вытащили меня из… вот почему вы вызвали меня?
– Но был шум, и вы сказали… – Забудьте об этом.
– Я говорю вам, что в той комнате было какое-то движение, а сейчас пришел д-р Свенгаард. Я не видела, когда он уходил.
– Он, вероятно, ушел через другую дверь.
– Но другой двери нет.
– Послушайте, золотко, у меня там полсотни агентов, прикрывающих эту дверь, как одеялом. Туда не может и муха влететь, чтобы ее не засекли сканеры.
– Тогда проверьте с ними, куда ушел Свенгаард.
– О-о, ради… – Проверьте!
– Ладно! – Олгуд переключился на экстренную связь, вызвал дежурного агента. Компьютерная сестра слышала, как он говорит по свободной линии:
– Где Свенгаард?
Смешавшийся голос ответил:
– Только что вошел и изучал эмбрион Дюранов под микроскопом, потом ушел.
– Вышел через дверь?
– Только что вышел.
Лицо Олгуда снова появилось на экране сестры, – Вы слышали это?
– Я слышала, но я была в конце зала с тех пор, как он вошел. Он не выходил.
– Вероятно, вы отвернулись на пять секунд? – Ну… – Вы отворачивались не так ли?
– Может быть, я могла бы отвернуться только на секунду, но… – Итак, вы упустили его.
– Но я слышала там какой-то шум!
– Если бы там было что-нибудь не в порядке, то мне бы сообщили об этом агенты. Ну, а теперь забудьте об этом. Свенгаард – это не проблема. ОНИ говорили, что он, вероятно, сделает это, и мы можем не обращать на это внимание. ОНИ никогда не ошибаются в таких делах.
– Ну, если вы уверены.
– Я уверен.
– Скажите, почему мы так печемся об этом эмбрионе?
– Вам, милочка, не следует этого знать. Отправляйтесь на работу, а мне дайте хоть немного соснуть.
Она прервала связь, все еще размышляя о том шуме, который там слышала. Было похоже, что там что-то били.
Олгуд сидел, уставясь в пустой экран после того, как сестра отключилась. Шум? Возня? Он округлил рот, медленно выдохнул. Ненормальная сестра, черт бы ее побрал!
Он резко встал, вернулся на кровать. Гуляющая девка, которую он привел на ночь, лежала там в розовом свете ночника, полусонная, глядя на него. Глаза ее под длинными ресницами наполнили его неожиданной яростью.
– Пошла отсюда вон, к чертовой матери, – взревел он. Она села прямо в кровати, сразу же проснувшись, и уставилась на него.
– Вон, – сказал он, указывая на дверь.
Она скатилась с кровати, схватила одежду и выбежала за дверь, мелькнув голым телом.