Это она отказалась обсуждать.
Один из поздних соратников Скитейла как-то сказал:
«Бене Джессерит не путает следов, за ними всегда тянется прямая колея. Можно считать, что они сложны, но если вглядеться поближе, все сглаживается».
Этот компаньон и все остальные, как скот, забиты шлюхами. Единственная возможность выжить ему самому пряталась до срока в нуль-энтропной капсуле. Вот и вся мудрость мертвого Мастера!
Одрейд требовались дополнительные технические данные об акслотль-автоклавах. О, как же ловко составлены ее вопросы!
Торговля ради выживания, и каждая кроха имеет невероятное значение. Что он получит за свои точно отмерянные крохи информации об акслотль-автоклавах? Теперь Одрейд иногда брала его на прогулку за пределами корабля. Для него вся планета была тюрьмой в той же мере, что и корабль. Куда он может спрятаться, где его не нашли бы эти ведьмы?
Что они делают со своими собственными акслотльавтоклавами? Он даже в этом не был полностью уверен. Ведьмы так умело лгут.
Может быть, то, что он подарил им даже эти ограниченные знания, было неверным шагом? Теперь он сознавал, что рассказал им гораздо больше, чем голые биотехнические детали, которых собирался придерживаться. Они определенно установили, каким образом Мастера создавали ограниченное бессмертие — постоянные заменители-голы, растущие в автоклавах. И это тоже потеряно! От безысходного отчаяния хотелось взвыть, или хотя бы накричать на эту каменную женщину.
Вопросы… очевидные вопросы.
Он парировал эти вопросы многословными аргументами относительно «необходимости в слугах из Танцующих Лиц и собственной консоли Системы Корабля».
А она ловко уклонялась, выпытывая еще капли знаний об акслотль-автоклавах.
— Информация, необходимая для производства меланжа в наших автоклавах, может побудить нас к большей либеральности по отношению к нашему гостю.
Наши автоклавы! Наш гость!
Эти женщины — как стена плазмы. Никаких автоклавов для его личного пользования. Ушла вся былая мощь Тлейлаксу. Мысль эта наполнила его траурной жалостью к самому себе. Но он подстегнул себя, напомнив, что Бог, очевидно, испытывает его изобретательность. Они думают, что поймали меня. Но их ограничения причиняли боль. Никаких Танцующих Лиц? Хорошо. Он станет искать других слуг. Не Танцующих Лиц.
Думая об утерянных Танцующих Лицах — своих утерянных рабах, Скитейл испытывал острую тоску всех своих многочисленных жизней. Проклятье на этих женщин и их видимость соблюдения заветов Великой Веры. Кругом эти вездесущие послушницы и постоянно вынюхивающие Преподобные Матери. Шпионы! И ком-камеры повсюду. Угнетает.
Впервые попав в Дом Ордена, Скитейл ощутил в своих тюремщиках некую застенчивость, скрытность, которая стала лишь более отчетливой, когда он попытался заглянуть в то, как работает их Орден. Позднее он стал воспринимать Общину как замкнутый круг, где все и каждый ощетинясь повернулись наружу, готовые встретить малейшую угрозу. Что наше, то наше. Не входи!
Скитейл распознал в этом родительскую позицию, материнскую точку зрения на человечество: «Веди себя хорошо, или мы тебя накажем!» А наказаний Бене Джессерит безусловно следовало по возможности избегать.
В то время как Одрейд продолжала настаивать на большем, чем он собирался отдать, Скитейл сконцентрировался на том типичном, что чувствовал как истину: Они не способны любить. Невероятно, но все вынуждало его согласиться с этим. Ни любовь, ни ненависть не являются чисто рациональными. Он представлял себе эти эмоции, как фонтан черной жидкости, затеняющий воздух вокруг, примитивный поток, извергающийся на ничего не подозревающих людей.
Как трещит эта женщина! Он наблюдал за ней, не вслушиваясь особенно в слова. В чем их недостатки. Слабость ли то, что они избегают музыки? Они боятся тайной игры на эмоциях? Антипатия эта казалась глубоко закодированной, но кодирование это не всегда имело успех. За множество своих жизней он не раз видел, как ведьмы наслаждались музыкой. Когда Скитейл спросил Одрейд, она очень оживилась, и он заподозрил, что Великая Мать разыгрывает спектакль специально для того, чтобы ввести его в заблуждение.
— Нам нельзя позволить себе отвлекаться!
— Вы даже в памяти не проигрываете великие шедевры музыки? Мне говорили, что в древние времена…
— К чему музыка, сыгранная на инструментах давно уже незнакомым большинству людей?
— О? И какие же это инструменты?
— Где теперь найти рояль?
По-прежнему с наигранным гневом.
— Я никогда не слышал об этом… рояле, вы сказали? Он что похож на бализет?
— Отдаленные родственники. Но его можно было настроить только под приблизительный ключ. Сущее наказание, а не инструмент.
— Почему вы выделили этот… этот рояль?
— Потому что иногда я думаю, жаль, что у нас его больше нет. Сотворение совершенства из несовершенного, в конце концов, высшая форма искусства.
Совершенство из несовершенного! Она пытается отвлечь его выражениями джен-сунитов, подкармливая иллюзию того, что эти ведьмы разделяют его Великую Веру. Его не раз предостерегали на счет этой особенности Бене Джессерит при заключении сделок. Они ко всему подходят окольными путями, лишь в последний момент открывая, что им на самом деле нужно. Но он-то знает, о чем на самом деле они сейчас торгуются. Она стремилась получить все его знания и не заплатить ничего. И все же, какое искушение заключают в себе ее слова.
Скитейл испытывал глубочайшее недоверие. Слова джессеритки так чистенько укладывались в ее заявления, что они ищут совершенства человеческого общества. Так она полагает, она может учить его! Еще одно «Типичное»: «Они видят себя учителями».
Когда он выразил свои сомнения по поводу этих заявлений, Одрейд на это сказала:
— Естественно, мы нагнетаем напряжение в тех обществах, на которые оказываем влияние. Мы делаем это для того, чтобы получить возможность контролировать это напряжение.
— Мне видится в этом неразрешимое противоречие, — пожаловался он.
— Ну же. Мастер Скитейл! Это широко распространенный метод. Правительства часто прибегают к нему, чтобы создать и направить насилие против избранной цели. Вы и сами так поступали! И видите, куда вас это привело!
Так она осмеливается заявлять, что Тлейлаксу сами вызвали эту катастрофу на свою голову!
— Мы следуем завету Великого Провозвестника, — продолжала она, используя эпитет языка исламуйят для Пророка Лито II. Слова, слетавшие с ее губ, казались чужими, но и захватили его врасплох.
Но я же слышал, как эти женщины называли Его Тираном!
— Разве не Его целью было отвести насилие, преподав таким образом урок всем нам? — потребовала она все еще на исламуйят.
Она что, шутит о Великой Вере?
— Вот почему мы приняли его, — не дожидаясь ответа, продолжала она. — Он играл не по нашим правилам, но во имя нашей цели.