— Продолжай выступление, — произнес Рэмси.
— Вдруг оказалось, что твоя роль главнее, чем казалось на первый взгляд. Кто писал тебе сценарий?
— Просто ты никогда не видел, как я работаю, — сказал Рэмси. — А теперь я хочу задать тебе вопрос. Мне хотелось бы получить на него прямой и откровенный ответ. Хорошо?
— Так точно, — слабо улыбнулся Гарсия.
— Что в этой службе по-настоящему давит на подводника?
— Ничего на нас не давит, — ответил Гарсия. — Мы любим свою работу. В целом мире не найдется ничего, что может сравниться с подводными лодками. Мы играем в игру «схвати за хвост» с пантерой, как только выходим за пределы своего поля. Смотри: берешь…
— Я серьезно, Джо. Я ищу в тебе нечто, что заперто внутри, чему ты не позволяешь выйти. Думаю, я знаю, что это такое, но хотел бы услышать это от кого-то другого. От такого, как ты, кто знает людей и подводные лодки. Мне кажется, что раньше мы искали в неверном направлении.
— Так что же ты хочешь найти?
— Я не хочу, чтобы ты повторил мои слова. Просто скажи мне, что именно в этой службе по-настоящему жжет твою задницу. То, о чем вы не говорите даже между собой?
И снова Гарсия поднялся на локте. Лицо исказила гримаса боли от движения рукой, в которую недавно делали уколы.
— Хорошо, Джонни, мой мальчик, скажу. Ты достоин прямого ответа, хотя бы потому, что ты парень наблюдательный — насчет ножей, например… Ты видел, как мы уходили в море?
— Да.
— Прячась, тайком. Ты знаешь, так бывает всегда.
— Распоряжение Службы безопасности.
— К черту Безопасность. Неужели эти умные головы думают, что Восточный Альянс не в курсе местоположения наших баз?
Рэмси качнул головой.
— В принципе, у Службы безопасности может возникнуть уверенность, что Восточный Альянс знает, где находится НАША база. Конечно, если они получили наше послание.
— Они должны быть уверены и без нашего сообщения! Игра в «казаки-разбойники» — извечная головная боль этих ублюдков. Прикрытие с воздуха и морские патрули — вот почему волчьи стаи не встречают нас на подступах к нашим пяти базам…
— Пяти?
— Пяти базам, Джонни. О них известно любому подводнику. Знают командиры подводных лодок, следовательно, знают и другие. Речь здесь идет о выживании, и пусть Безопасность засунет свои секреты к себе в задницу.
— Извини, Джо, я не понимаю тебя.
— Джонни, скажем, ты остался единственным на борту, кто способен действовать. Все остальные так или иначе вышли из строя. Например, в отсеке реактора возник пожар. И теперь жизни всего экипажа зависят от того, знаешь ты или нет, что антирадиационный медицинский центр находится на противоположном конце Чарльстонского короткого тоннеля, что вход в него находится в дамбе на сто футов левее.
— Понимаю, о чем ты. Значит, есть пять баз.
— Их было шесть. Но после диверсии Восточного Альянса на одной из лодок она взорвалась во время спуска по тоннелю — с нами могло случиться почти то же самое. Теперь там кратер Тела Христова…
— Подожди, — Рэмси покачал головой. — Это была ракета Восточного Альянса. Ее целью было…
— Дерьмо собачье. Не надо вешать лапшу мне на уши, Джонни. Невозможно объяснить, как военная боеголовка прошла сквозь зону нашей великолепной автоматической защиты и ударила прямо в тоннель.
— Какой тоннель?
— Джонни, я бывал в этом тоннеле. Множество людей занято в обслуживании подводных лодок. Служба безопасности может кормить своей лапшой кого угодно, только не нас. И не надо рассказывать, что ракета, запущенная в Сибири, может, пусть случайно, попасть в Техасе точно в цель. Точность и вероятность здесь притянуты за уши, — и Гарсия откинулся на подушку.
— Благодарю тебя за такое обоснование, — сказал Рэмси. — Но что будем делать с моим первым вопросом?
— Тебе все еще хочется поковыряться у меня в мозгах?
— Я бы хотел получить ответ на свой первый вопрос.
Гарсия уставился в потолок.
— Хорошо, Джонни. То, что ты хочешь услышать, звучит примерно так: во всех службах, и не только на подводных лодках, есть люди, которые устали от войны, идущей год за годом, без конца. Они настолько устали от жизни в постоянном страхе, что согласны на все, лишь бы избежать этого. Смерть? Это наш старый друг — сосед, живущий прямо за переборкой. Предпочтения становятся совершенно другими. Можно, например, завалить работу, чтобы победила противоположная сторона. Тогда наконец хоть кто-то победит в войне, и закончится весь этот бесконечный кровавый идиотизм, — он замолчал и пустым взглядом уставился в переборку за спиной Рэмси.
— Это безумие, — прошептал Рэмси.
— Безусловно, так оно и есть, — чуть слышно произнес Гарсия. — Но ты же не собираешься утверждать, что война — это проявление разума? Мы все люди, что бы это ни значило. Если безумие является общепринятой нормой, легко найти то, что от него отличается. Это как крошечные проблески разума там, где льются потоки крови.
— Например?
— Например, посмотри на командира. Он молится за души людей, которых ему приходится убивать. Это искорка душевного здоровья. И ты можешь почувствовать это, — он повернул к Рэмси полные ярости глаза. — Ты когда-нибудь задумывался над тем, кем были те парни? Черт побери! Вряд ли они сильно отличаются от нас! У них есть жены, дети, возлюбленные, страхи и надежды. Для меня очевидно, что они и думают так же, как и мы, об этой глупой войне, — Гарсия повысил голос. — Все, что угодно, лишь бы покончить с этой напастью! Это как боль, разрывающая грудь, с которой невозможно ничего поделать. Она не проходит, болит и болит…
— Успокойся, Джо.
Гарсия расслабился.
— Хорошо.
— Это прессинг войны, — произнес Рэмси. — Я думал о другом, — в раздумье он замолчал. — Нет, возможно, ты говорил как раз об этом.
— О чем?
— О том, что имеет отношение к инстинкту смерти, Джо.
— Это слишком заумно для меня.
— Я не говорил этого.
— Зато подумал, Джонни. Забудь о своем эзотерическом знании. У меня вполне приличная психологическая подготовка. Я читал и современных, и классических авторов: Фрейда, Юнга, Адлера, Фримэна, Лози, Комисая. Я искал ответы, но находил только то, что знал и так, просто выраженное другим языком. Так что терминологию я понимаю.
— Значит, ты в курсе, что значит — инстинкт смерти.
— Конечно. Восточный Альянс и мы идем навстречу полному уничтожению, как других, так и самих себя. Ты хотел, чтобы я сказал именно это?
— Думаю, нет. Я думал о другом. Возможно, я и ошибаюсь.
— Или мне нравится оставаться слепым.