Чен-Лу пожал плечами.
– Мы жили с ними тысячи лет… прежде.
– А мутации нового вида? – Да, создания ваших друзей пограничников – те, которых, мы, вероятно, очень вероятно, должны будем уничтожить.
– Я не уверена, что пограничники создали этих… существ там, – сказала она. – Я уверена, что Хуан не имеет с этими ничего общего.
– Ах, даже так… а кто же?
– Вероятно, те же самые люди, которые не хотят признать поражение великого Крестового похода!
Чен-Лу подавил гнев и сказал:
– Я говорю тебе, что это не правда.
Она посмотрела на Хуана, так глубоко дышащего, очевидно крепко спящего. Возможно ли это? Нет!
Чен-Лу сидел, откинувшись назад, и думал: «Пусть она поразмышляет над этими вещами. Мне нужно только ее сомнение, и тогда она будет служить мне самым полезным образом, мое прекрасное маленькое орудие. А Джонни Мартиньо, какой прекрасный козел отпущения, получивший образование в Северной Америке, беспринципное орудие империалистов! Человек без стыда, который занимается любовью с одной из моих людей прямо передо мной. Его парни поверят, что такой человек способен на все!»
Тихая улыбка тронула губы Чен-Лу.
Рин, смотрящая в заднюю часть кабины, видела лишь смутно угловатые черты шефа МЭО. «Он сильный, – думала она. – А я так устала».
Она опустила голову на колени Хуана, как ребенок, ждущий ласки, спрятала руку за его спину. Тело его горело, как в лихорадке. Ее рука на его спине нащупала выпуклый металлический предмет в куртке Хуана. Она провела пальцами по его очертаниям, узнала ружье… нет, оружие для ладони.
Рин убрала руку и села. Почему он носит оружие, которое скрывает от нас?
Хуан продолжал дышать глубоко, как в забытьи. Слова Чен-Лу кричали в уме, предупреждая его, призывая к действию. Но вмешалось опасение.
Рин пристально смотрела вниз по течению, размышляя… сомневаясь. Кабина плыла в дорожке лунного света. Холодные вспышки, как светляки танцевали в темноте леса с обеих сторон.
Хуан, вспоминая слова Чен-Лу, думал: «Все во вселенной течет, как река. Почему меня мучают сомнения? Я мог бы повернуться и убить этого ублюдка, или заставить сказать его правду о себе. Какую роль играет во всем этом Рин? Голос ее в разговоре с ним выражал гнев. Все во вселенной течет, как река».
Взгляд во внутрь самого себя давался Хуану с трудом, вызывая страшную внутреннюю дрожь, которая двигалась по направлению к страху. «Те существа там за бортом, – думал он, – время на их стороне. Моя жизнь, как река. Я плыву – моменты, воспоминания… ничего вечного, никаких абсолютных истин».
Он почувствовал озноб, головокружение, и в сознание его вошли удары собственного сердца. Он застонал, как будто просыпаясь, и сел.
Рин коснулась его руки. – Как ты себя чувствуешь? – В ее голосе была забота или что-то другое, чего Хуан не мог узнать. Отчуждение? Стыд?
– Мне… так тепло, – прошептал он.
– Воды, – сказала она и подняла бачок к его губам. Вода была прохладная, хотя Хуан знал, что она должна быть теплой. Часть ее побежала по подбородку, и тогда он понял, как слаб, несмотря на энергетический пакет. Усилие проглотить воду потребовало от него ужасающих затрат энергии.
«Я болен, – думал он. – Я действительно болен… очень болен».
Он откинул голову на спинку сиденья, пристально посмотрел через прозрачную полосу балдахина. В сознание его проникли звезды – резкие пучки света, которые выступали через проносящиеся облака. Движение кабины, вызванное резким порывом ветра, послало звезды и облака в край угла обозрения Хуана. Это ощущение вызвало чувство тошноты, он опустил взгляд и увидел мерцающие огни на правом берегу.
– Трэвис, – прошептал он.
– А-а? – И Чен-Лу хотелось узнать, как долго Хуан уже не спит. Неужели я был одурачен его дыханием? Не сказал ли я много лишнего?
– Огни, – сказал Хуан. – Вон там… огни.
– А-а, там. Они уже идут за нами довольно долго. Наши друзья там идут по нашему следу.
– Какая здесь ширина реки? – спросила Рин.
– Метров сто, или около этого, – ответил Чен-Лу. – Как они видят нас?
– А почему бы им не видеть при такой луне?
– Не следует ли дать по ним залп, просто чтобы…
– Береги боеприпасы, – сказал Чен-Лу. – После такой заварушки, как сегодня… ну, нам не выдержать еще одну такую.
– Я что-то слышу, – сказала Рин. – Это опять стремнина?
Хуан рывком сел. Усилие, которое потребовало от него это движение, устрашило его. «В таком состоянии я не смог бы справиться с машиной, – думал он. – И сомнительно, что Рин или Трэвис знают, как ею управлять».
Он стал улавливать шипящий звук.
– Что это? – спросил Чен-Лу.
Хуан вздохнул и опустился назад. – Отмели, что-то в реке. Вот тут, влево. – Звук стал громче: ритмичные удары воды о вытянутую плоскость… и пропадал за ними.
– Что бы случилось, если бы правое крыло ударилось о что-то подобное? – спросила Рин.
– Конец турне, – сказал Хуан.
Завихрение повернуло кабину, начало качать ее взад и вперед – медленным, настойчивым движением маятника – кругом, назад, кругом… Движение шло по зыби, и толчки маятника прекратились.
Проходящие в темноте джунгли, огни, клонили Хуана в дремоту. Он знал, что не сможет оставаться в бодрствующем состоянии, если жизнь его зависит от этого.
– Сегодня ночью вахту буду держать я, – сказала Рин.
– Вахту и ничего более, – сказал Чен-Лу.
– Что вы хотите этим сказать?
– Просто то, чтобы ты не спала, моя дорогая Рин.
– Идите к черту, – сказала она.
– Ты опять забыла: я не верю в черта.
Хуан проснулся от звука дождя и темноты, которая медленно вползала в серый рассвет. Свет усилился, и он смог различать стальные полосы дождя, выделяющиеся на фоне бледно-зеленых джунглей слева от него. Другой берег был отдаленной серой массой. Это был дождь монотонной ярости, который дробью обрушивался на балдахин и устилал реку бесчисленными крошечными кратерами.
– Ты проснулся? – спросила Рин.
Хуан сел, нашел, что чувствует себя освеженным, в голове его стоит удивительная ясность. – Сколько продолжается этот дождь?
– Примерно с полчаса.
Чен-Лу кашлянул, наклонился вперед близко к Хуану. – Я уже на протяжении нескольких часов не вижу признаков наших друзей. Может ли быть так, что им не по вкусу дождь, подобный этому.
– Мне не нравится этот дождь, – сказал Хуан.
– Что ты хочешь этим сказать? – спросила Рин.