– Ты тянул время, когда мы пересекали поляну, специально застрял в камнях, когда переходили реку вброд, потом ты просил, чтобы я развел костер. Ты думаешь, я не знаю, почему ты жаловался, когда мы сошли с лосиной тропы?
У мальчика покраснели щеки.
– А теперь погляди, где мы сейчас. – Катсук указал в небо. – Мы совершенно открыты для разыскивающих нас дьявольских машин. Или же для людей, которые могут увидеть нас из долины. В бинокль нас можно узнать очень легко.
Мальчик поглядел на него.
– Почему ты называешь вертолеты «дьявольскими машинами»? Ведь ты же знаешь, что это такое.
– Правильно, мне известно, что думаете о них вы. Но различные люди видят различные вещи по-разному.
Дэвид отвернулся. Он чувствовал упрямую решительность продолжить этот момент откровенности. Голод и усталость помогали ему. Да, они истощали его жизненные силы, но подпитывали его ярость и ненависть.
Внезапно Катсук рассмеялся и сел рядом с мальчиком.
– Ладно, Хокват! Я покажу тебе силу Ворона. Пока тепло, будем отдыхать здесь. Если хочешь, можешь следить за небом. Ворон спрячет нас, даже если дьявольские машины будут лететь прямо в нашу сторону.
Дэвид подумал: «Он и вправду верит в это».
Катсук перекатился на бок, изучая своего пленника. Как странно, что Хокват до сих пор ничего не понял про Таманавис. Мальчишка будет ждать, надеяться, молиться. Но Ворон дал свое обещание.
Камень под ним был теплым и гладким. Катсук перекатился на спину, осмотрел окружающее. На освещенной солнцем стороне склона росла осина с дрожащими листьями. Отблески солнечных лучей в листве навели его на мысль о жизни Хоквата:
«Действительно, Хокват очень похож на осиновый лист: трепещет от каждого дуновения, то отблескивая ярко на солнце, то прячась в тени. Он и Невинный, он и злой. Самый подходящий для меня Хокват.»
– Но ведь ты взаправду не веришь во всю эту чушь про воронов, – сказал мальчик.
– Увидишь сам, – мягко отвечал Катсук.
– Один парень из лагеря говорил, что ты ходил в университет. А там тебя должны были учить, что это глупости.
– Да я посещал хокватский университет. Там учили плевать на все это. Но я не выучился плевать, хотя каждый там этому и учился. Возможно, я глуп.
Катсук усмехнулся в небо, его взгляд бесцельно следил за хищной скопой, кружащей высоко над ними.
Дэвид, прикрыв глаза, наблюдал за своим похитителем, думая – как этот человек похож на большого кота, которого он видел в зоопарке Сан Франциско: растянулся на камне, притворно расслабившись, смуглая кожа стала матовой от покрывающей ее пыли, глаза моргнут, вспыхнут, снова закроются…
– Катсук?
– Да, Хокват.
– Ведь тебя собираются схватить и наказать.
– Только если позволит Ворон.
– Наверное, ты был таким глупым, что тебя не оставили в университете!
– Как я могу знать, что им взбредет в голову?
– Что ты вообще знаешь?
В голосе мальчика Катсук ощущал одновременно и злость и страх, и думал, каким сыном был этот парень. Здесь, на этом месте, легко было рассуждать о его прошлой жизни – ведь все уже сделано. Этот мальчик уже никогда не станет взрослым, не превратится в морщинистого старика. Он и так впитал в себя немало лжи. Но даже и без Катсука он никогда бы не дошел до спокойного, обеспеченного будущего.
– Ни о чем ты не знаешь! – настаивал мальчишка.
Катсук отвернулся от него, выбрал травянистый стебель, росший из расщелины в камне, очистил от грубой оболочки и стал высасывать сладкий сок.
Дэвид почувствовал, как сосет в желудке.
– Ты глупый, глупый!
Катсук очень медленно повернул к нему голову, оценивающе поглядел на мальчика.
– Здесь, Хокват, я профессор, а ты – глупец.
Мальчик обиженно отвернулся и стал глядеть в небо.
– Можешь выглядывать сколько угодно, – сказал Катсук. – Ворон укроет нас от искателей.
Он очистил еще один стебель и принялся его жевать.
– Как же, профессор! – рассмеялся Дэвид.
– Зато ты учишься слишком медленно. Ты голоден, хотя вокруг полно еды.
Глаза мальчика уставились на траву в зубах у Катсука.
– Да, взять хотя бы эту траву. В ней много сахара. Когда мы переходили реку, ты видел, как я вырывал корни тростника, мыл их и жевал. Ты видел, как я ел жирных личинок, а ты только спрашивал, как нам наловить рыбы.
Дэвид чувствовал, как горят в его сознании эти слова. Трава росла рядом с камнем, рядом с его головой. Он потянул стебель и вырвал его вместе с корнем.
Катсук поднялся, подошел к нему, выбрал молодой побег и показал, как надо очистить его от кожицы – осторожно, но уверенно – не трогая корней.
Дэвид положил кусочек на пробу в рот. Почувствовав сладость, он перемолол стебель в зубах. Желудок от голода буквально скрутило. Он схватил следующий стебель, еще один…
– Один урок ты выучил, – заметил Катсук. – А теперь идем.
– Ты боишься, что твой Ворон не укроет нас?
– Хочешь провести окончательный научный эксперимент, так? Ладно, остаемся на месте.
Катсук отвернулся от мальчика, пригнул голову, вслушался.
Его поза обострила и чувства Дэвида. Он услыхал шум воздушной машины и решил, что Катсук слышал его уже давно. Так вот почему он хотел идти отсюда!
– Услышал? – спросил Катсук.
Дэвид затаил дыхание. Звук становился все громче. Сердце мальчика забилось сильнее.
Катсук лег на камень и не двигался.
Дэвид подумал: «Если я стану подпрыгивать и размахивать руками, он меня прибьет.»
Катсук закрыл глаза. Мысленно он ощущал в себе другое, внутреннее небо, все багровое от пламени. Это испытание было решающим. «Это я, Катсук…» Шум вертолета забил все его чувства.
Дэвид глядел на юго-запад, на верхушку осины, затенявшей их камень. Звук исходил оттуда, становился громче… громче…
Катсук лежал с закрытыми глазами, даже не шевелясь.
Дэвиду хотелось крикнуть ему: «Беги!», хотя это было и глупо. Но ведь Катсука схватят, если он останется здесь. Почему же он не вскакивает и не бежит, чтобы спрятаться среди деревьев?
Мальчика била дрожь.
Что-то согнуло верхушку осины…
Дэвид глядел, замерев на месте.
Вертолет был высоко, но летел в планирующем полете. Взгляд мальчика следовал за машиной – огромной, летящей в ярко-синем небе среди облаков. Она летела справа налево на расстоянии в милю от того места, где стоял Дэвид. Ее пассажирам было достаточно одного взгляда, чтобы увидать две человеческие фигуры на высокой каменной гряде.