— Конечно, бери сколько нужно.

— Принести тебе кофе или еще что-нибудь? — спросила Фэнси. Перуджи действительно выглядел больным. Ей следует о нем позаботиться.

Перуджи проглотил ком в горле и сделал слабый жест:

— Нет, я поем позже.

— Ты уверен?

— Да.

— Хорошо.

Его внешний вид беспокоил Фэнси, но она все же решила идти. Может быть, ему просто нужно немного отдохнуть. Уже выходя, она обернулась и с бодрой уверенностью пообещала:

— Я скоро вернусь.

— Подожди, — сказал он, приподнимая голову с явным усилием.

— Хочешь, чтобы я все-таки принесла тебе что-нибудь поесть?

— Нет. Я просто… подумал. Значит, мы спарились. Ты думаешь забеременеть от меня?

— Я надеюсь на это. Я сейчас в верхней точке цикла. — Она обезоруживающе улыбнулась и добавила: — А сейчас я иду есть. Я мигом вернусь. Все говорят, что я быстрый едок.

Она вышла, закрыв за собой дверь.

«И быстрый бридер тоже», — подумал он. В какую историю он, собственно, попал? Ребенок? Именно это узнал Карлос? Ему внезапно представился Карлос Д., упрятанный в подземном узилище Фэнси и ее друзьями, постоянные оргии с применением таинственного возбуждающего средства. Пока хватает Карлоса. Постоянная бридинг-оргия, дети на конвейерной линии. Но почему-то ему трудно было представить Карлоса в этой роли. Не мог он также представить в этой роли Тимену и даже Портера. Тимена никогда не казалась ему прирожденной матерью. И сухарь Портер избегал женщин как огня.

Хеллстром, впрочем, как-то вовлечен в дела, связанные с сексом, и эти дела пахнут дурно.

Перуджи провел ладонью по лбу. Мотель предоставлял комнатный кофейный автомат с бумажными пакетами растворимого кофе. Перуджи встал на ноги и неуверенной походкой подошел к аппарату, установленному в нише рядом с дверью ванной комнаты, вскипятил воду и приготовил две порции. Он выпил кофе слишком горячим. Ему обожгло рот, но самочувствие улучшилось и боль в голове поутихла. Перуджи закрыл дверь на защелку и достал передатчик.

На втором сигнале на связь вышел Джанверт. Руки у Перуджи дрожали, но он сумел подвинуть стул к окну, установить прибор на подоконник и настроить себя на доклад. Они обменялись кодовыми сигналами, и Перуджи начал подробный пересказ событий последней ночи, не упуская ни единой детали.

— Восемнадцать раз? — спросил недоверчиво Джанверт.

— Насколько я могу помнить.

— Славно время провели, — передатчик не мог скрыть ноты циничного удивления в тоне Джанверта.

— Заткнись, — прорычал Перуджи, — она мне что-то вколола, возбуждающее, или что-то в этом роде, и я превратился просто в большой кусок плоти. Мы должны выяснить, что это за. наркотик. — Он посмотрел на свой синяк.

— Как ты намереваешься сделать это?

— Я собираюсь сегодня к Хеллстрому в гости. Нажму на него.

— Это не самый лучший способ. Вы связывались с центром?

— Шеф хочет… я связывался.

Черт! Слишком трудно объяснить, что Шеф дал указание вести прямые переговоры. То, что случилось, ничего не меняло, а только добавляло лишний вопрос в повестку переговоров.

— Проявляйте осторожность, — сказал Джанверт. — Помните, что мы уже потеряли троих наших людей.

Джанверт что, принимает его за идиота?

Перуджи потер правый висок. Господи, голова пуста, пуста так, как и его тело. Она вытянула из него все соки.-

— Как она попала к вам с фермы? — спросил Джанверт. — Ночной дозор ничего не сообщал об автомобилях на дороге.

— Она приехала на велосипеде, Боже праведный. Разве я об этом не говорил раньше?

— Нет. Вы уверены, что с вами все в порядке?

— Я только немного устал.

— Это я могу понять. Значит, она приехала на велосипеде. Любопытно.

— Что любопытно?

— Карлос был помешан на велосипедах. В Портлендском офисе нам сказали, что он взял с собой велосипед. Помните?

Перуджи посмотрел на велосипед, прислоненный к стене. Он вспомнил сейчас, что Коротышка упоминал о нем. Велосипед. Возможно ли это?

— Есть у нас серийный номер или еще что-нибудь, позволяющее идентифицировать велосипед Карлоса? — спросил он.

— Может быть. На нем могут даже сохраниться отпечатки пальцев. Где этот велосипед сейчас?

— Здесь, в моей комнате. Я пока один, она пошла в кафе перекусить. — Он вспомнил свое решение. Боже Всемогущий! Совсем голову потерял! — Коротышка, — пролаял он, испытывая даже слабый прилив сил, — бери группу и дуй сюда как можно быстрее. Надо взять не только велосипед, но и Фэнси — для допроса с пристрастием.

— Ясно, — сказал Джанверт. — Со мной рядом ДТ, он все слышал и рвется ехать.

— Нет! ДТ должен оставаться там и следить за Хеллстромом. Шеф дал четкие указания. Пошли команду Сэмпсона.

— ДТ проследит за этим. Они отправятся через минуту.

— Вели ему поторопиться. Я знаю только один способ задержать эту мадам, но после этой ночи я не в состоянии им воспользоваться.

41

Слова Нильса Хеллстрома: «Я помню свое детство в Муравейнике, которое представляется мне счастливым периодом жизни, счастливейшим опытом человека во всей его жизни. Ни в чем я не знал отказа. Я знал, что меня окружают люди, готовые отдать за меня жизнь. Только со временем до меня дошло, что я должен этим людям той же полной мерой, если бы это от меня потребовалось. Каким глубоким вещам научили нас насекомые! Насколько ошибочны в этом отношении взгляды Внешних! Голливуд, например, долго считал, что простой угрозы попадания насекомого на лицо достаточно, чтобы взрослый человек запросил пощады и раскрыл все известные ему тайны. Философ Харл, мудрейший среди нас в своей области, рассказал мне, что от детских кошмаров до психозов взрослых насекомые проходят как возбудители ужаса в разуме Внешних. Как странно, что Внешние за силой и рационализмом насекомых не видят уроков, воплощаемых ими для всех нас. Урок первый, конечно, состоит в том, что насекомые никогда не боятся умереть за свой род».

— Как они могли позволить этим — этим Внешним забрать велосипед? — бушевал Хеллстром.

Он стоял почти в центре упрятанной глубоко в недрах Муравейника комнаты, где располагался пост службы безопасности, из которой можно было подключиться к любому внутреннему или внешнему сенсору и прочесть накопленные им данные. Не хватало только визуального контроля данных, чтобы этот пост стал самым важным во всей системе службы безопасности. Хеллстром часто предпочитал этот пост всем остальным. Деятельная обстановка, создаваемая работниками, давала ему чувство защищенности, которое, по его мнению, способствовало мыслительным процессам.