— Восемнадцать раз? — с недоверием спросил Джанверт.
— Ну, насколько я могу припомнить.
— Вы, наверное, славно провели время, — передатчик не мог скрыть нотки циничного удивления в голосе Эдди.
— Избавь меня от своих инсинуаций! — пробурчал Перуджи. — Она накачала меня всего каким-то возбуждающим средством, и я превратился просто в большой страстный кусок плоти. Прошу тебя, смотри на это с профессиональной точки зрения. Нам нужно узнать, что же это такое она вколола.
Перуджи посмотрел на синяк на руке.
— И как ты предлагаешь это сделать?
— Я собираюсь сегодня в гости. И надавлю на Хельстрома!
— Возможно, это не самый лучший способ. Ты уже связывался с Центром?
— Шеф хочет… я связывался! — Господи, как же трудно объяснить, что шеф приказал вести прямые переговоры. И то, что он узнал этой ночью и утром, ничего не меняло, а только добавляло новый пункт в повестку переговоров.
— Будь осторожен, — сказал Джанверт. — Не забывай, у нас и так уже пропало три человека.
«О, Господи, Джанверт что, считает меня за идиота?»
Перуджи помассировал правый висок. «Боже, голова пуста, пуста так же, как и тело. Она и вправду вытянула из меня все соки».
— Каким образом этой даме удалось ускользнуть с Фермы? — спросил Джанверт. — Ночной дозор не сообщал ни об одном автомобиле, проезжавшем по дороге.
— Она приехала на велосипеде! Разве я не говорил об этом?
— Нет, не говорил. А ты уверен, что с тобой все в порядке?
— Да я просто слегка устал.
— Это я могу понять. — Снова эта его чертова ирония! — Итак, она приехала на велосипеде. А знаешь, это любопытно.
— Что в этом любопытного?
— Карлос был помешан на велосипедах. В портлендском офисе нам сказали, что он взял с собой велосипед. Помнишь?
Перуджи бросил взгляд на велосипед, прислоненный к стене. Ну да, он действительно только что вспомнил, как Коротышка говорил о нем. Велосипед. Возможно ли это? О, подарок счастливой судьбы, неужели эта хрупкая рама с колесами как-то связана с Депо?
— У вас есть серийный номер или еще что-нибудь, благодаря чему можно идентифицировать велосипед Карлоса? — спросил он.
— Номер несложно выяснить. А на раме или руле могут даже сохраниться отпечатки пальцев. Где сейчас этот велосипед?
— Прямо здесь, в моей комнате. Я тут один, а она пошла позавтракать.
И в этот момент он вспомнил о своем первоначальном решении. Боже Всемогущий! Он совсем потерял голову!
— Коротышка! — рявкнул он, и на несколько секунд былая сила возвратилась к нему. — Бери команду и дуй сюда как можно быстрее. Нам нужно взять Фэнси — для допроса с пристрастием.
— Это мне уже больше нравится, — заметил Джанверт. — Тут со мной рядом ДТ, он слушает нас и так и рвется в бой.
— Нет! — Перуджи помнил четкие указания шефа: «ДТ должен оставаться там и присматривать за Джанвертом». — Отправь группу Сэмпсона.
— ДТ проследит. Они отправятся через минуту.
— Скажи им, чтобы поторопились. Я знаю только один способ задержать эту даму, но после прошедшей ночи я уже не в состоянии им воспользоваться.
Из записей Нильса Хельстрома:
«Я помню свое детство в Улье как самый счастливый период жизни, когда человек наслаждается счастливейшим опытом. Мне не было отказа ни в чем. Я знал, что окружавшие меня люди готовы отдать за меня свои жизни. И только со временем до меня дошло, что я должен отплатить этим людям тем же, если потребуется. Каким глубоким вещам научили нас насекомые! Как же отличается наш взгляд на них от восприятия чужаков! Например, Голливуд долго считал, будто простой угрозы, что насекомое попадет на лицо, достаточно, чтобы взрослый человек запросил пощады и рассказал все известные ему секреты. Философ Харл, мудрейший из нас в своей области, говорил мне, что обычно в сознании чужаков насекомое выступает как возбудитель ужаса, начиная с детских ночных кошмаров и кончая психозами взрослых. Как странно, что чужаки за силой и рациональностью насекомых не видят уроков, воплощаемых ими. Урок первый состоит в том, что насекомые никогда не боятся умереть за свое потомство».
— Как могли они позволить этим… этим чужакам забрать велосипед? — бушевал Хельстром.
Он стоял посередине комнаты, упрятанной глубоко в недрах Улья, где располагался центральный пост Службы Безопасности. Отсюда можно было подключиться к любому как внутреннему, так и внешнему сенсорному датчику и получить данные. Здесь не хватало только визуального наблюдения, которое велось постом, расположенным внутри сарая-студии. Иначе бы этот пост считался самым важным в Улье. Хельстром часто предпочитал бывать здесь, а не торчать с биноклем в студии. Вид спешащих по своим делам рабочих, чья деятельность кипела вокруг, помогала, по его мнению, мыслительным процессам.
Салдо доложил о результатах экспедиции, и ему стало не по себе. Его не столько напугали гневные слова Хельстрома в сочетании с собственным пониманием угрожающей Улью опасности, сколько то, что ошибку совершил сам Хельстром. Салдо был поражен до глубины души. Если бы Хельстром повнимательнее отнесся к предупреждению… Если бы… Но сейчас просто глупо напоминать лидеру об этом.
— Наши дозорные работники не понимали происходящего, пока не стало слишком поздно, — объяснил Салдо. — Фэнси вышла раньше, и они успокоились. Потом подъехал крытый грузовик. В комнату Перуджи вошли четыре человека, и двое из них вышли с велосипедом. Они уехали прежде, чем наши люди смогли даже пересечь улицу и попытаться остановить их. Мы их преследовали, но они оказались к этому готовы, а мы нет. Еще один грузовик заблокировал дорогу, отрезая нас от преследуемого фургона. Они направились прямиком в аэропорт и улетели прежде, чем мы успели догнать их.
Хельстром зажмурился. Его переполняли дурные предчувствия. Потом он открыл глаза и сказал:
— И все это время Фэнси провела в ресторане неподалеку, принимая пищу чужаков.
— Мы всегда знали эту ее слабость, — заметил Салдо и жестом показал символ чана, вопросительно подняв брови.
— Нет, — покачал головой Хельстром. — Не торопись списывать ее. Еще не пришло время отправить Фэнси в чан. Где она находится в данный момент?
— Все еще в ресторане.
— А мне казалось, я приказал доставить ее сюда.
Салдо пожал плечами.
«Конечно, — подумал Хельстром. — Работники любят Фэнси, и многие из них знают об этом ее пристрастии. Почему нельзя полакомиться? Можно позволить, чтобы она доела эту экзотическую пищу чужаков. Даже любовь может быть недостатком».
— Немедленно хватайте ее и доставьте сюда! — приказал он.
— Мне следовало бы и самому отдать этот приказ, — признался Салдо. — Нет мне извинений. Я находился у себя и сам держал связь с городом, когда… Нет мне извинений! У меня в голове была одна лишь мысль — побыстрее увидеть тебя.