Дверь открылась, и из проема на них посмотрела пожилая женщина.
Хельстром указал на пустое место перед собой, делая знак принести еще одну порцию. Она кивнула, нырнула обратно в кухню и почти тут же возвратилась с еще одной, наполненной доверху тарелкой. «Наверное, своей собственной», — подумал Хельстром. Он надеялся, что еще осталось. Нейтрализованные работники так радовались редкому случаю съесть что-либо, отличное от обычной кашицы, поступающей из чанов. Он успел даже спросить себя, откуда взялась эта «свинина» — вероятно, это плоть того молодого работника, который погиб прошлой ночью в генераторной. На вид мясо казалось нежным. И он подумал, беря в руки нож и вилку: «Благослови его, вошедшего в вечный поток жизни, ставшего частью всех нас!»
Мясо было не просто нежным, оно было сочным, и Джанверт не скрывал своего восхищения.
— Ешьте на здоровье, — сказал Хельстром, махнув рукой с вилкой. — Мы употребляем лишь продукты высшего качества, а миссис Нильс — великолепный повар.
«И это действительно так», — мысленно продолжил он, вонзаясь зубами в сочное мясо. Он был рад, что она оставила порцию для себя. Она заслужила эту награду.
Из записей Тровы Хельстром:
«Моделью вхождения Улья в окружающие формы жизни может служить четырехмерный тессеракт-куб. Наш тессеракт представляет собой мозаичную конструкцию, чьи грани нерасторжимо сцеплены между собой, и ни одна из частей не может быть изъята. Таким образом, модель дает нам независимую среду обитания и временную линию, которые входят в планетарную систему и во Вселенную. Никогда не забывайте, что наш тессеракт неразрывно связан с другими системами столь сложным и запутанным образом, что мы не можем маскировать себя бесконечно. Мы рассматриваем физические размеры Улья как среду нашего обитания лишь на определенной стадии развития. Мы перерастем эту стадию.
И поэтому главной заботой специалистов-руководителей должно стать расширение генетического спектра нашей приспособляемости».
— Разговор был довольно любопытным, если судить по тому, что я услышала, — заметила Кловис Карр.
Линкольн Крафт посмотрел на нее через большой плоский стол. За ее головой в окне он видел край горы Стинс. Из расположенного этажом ниже торгового комплекса доносился шум дневного оживления. Слева от него висел плакат с детальными рекомендациями, как предотвратить кражу скота. Было уже почти три часа дня. Трижды ему звонили из офиса в Лейквью, и каждый раз ему приказывали «оставаться на месте».
Кловис Карр поудобнее пристроила свое маленькое тело на жестком сиденье деревянного стула. Теперь, когда она расслабилась, на ее обманчиво молодом личике появились резкие морщины, которые выдавали возраст. Она присоединилась к Крафту часов в одиннадцать в мотеле, где о смерти Перуджи им сообщил нахальный коротышка, назвавшийся просто Джанвертом. Крафт почти сразу понял, что Джанверт и Кловис Карр связаны, и картина после этого начала проясняться. Эта парочка входила в команду Перуджи. С этого момента Крафт удвоил осторожность: каждый, кто был связан со Службой Безопасности Улья, отлично знал о подозрениях Хельстрома относительно последних «непрошеных гостей» из Внешнего мира. Эти двое подозревают его, вскоре понял Крафт. Женщина прилипла к нему, словно пчела к меду.
Третий звонок — от шерифа Лафама из управления в Лейквью — заставил Крафта нервничать сильнее, чем летом, когда во время прочесывания работниками Улья исчез ребенок, и вся семья кинулась на его поиски в район Фермы. Тогда удалось выкрутиться благодаря наскоро сварганенной истории со свидетелями, что ребенка, подходящего под описания, подобрала какая-то пара на старом автомобиле в одном квартале от того места, где малыша видели в последний раз.
Приказы Лафама были недвусмысленны:
— Ты останешься в своем офисе, пока не прибудут агенты ФБР Ты слышишь, Линк? Это работа, которая требует настоящих профессионалов, поверь мне.
Крафт растерялся и не знал, что ответить. Он мог сыграть оскорбленного профессионала, но этого шериф никогда бы ему не простил; он мог подчиниться, как послушный слуга общества; он мог прикинуться глупым ковбоем-провинциалом для этой дамочки или разыграть умудренного житейским опытом человека. Плохо, что он не знал, какая из этих личин могла бы повысить шансы реально помочь Улью. В одном случае его могли ошибочно недооценить, в другом — Крафт мог бы многое понять по тому, чего они не делали.
Например, они не оставляли его одного.
Рефлексы, воспитанные Ульем, призывали любой ценой защищать его, но сейчас чувство опасности усиливало страх. И сколько Крафт ни ломал голову, получалось, что сейчас самое главное — оставаться в своей роли. В конце концов он так ни на что и не решился. Оставалось одно — выполнять приказы шерифа Лафама. Поэтому Крафт сиднем сидел в своем офисе, дожидаясь прибытия агентов ФБР.
Карр раздражала его. Пока она тут следит за ним, он не мог позвонить Хельстрому. Она видела, что он нервничает, и это ее как будто забавляло. Словно он не знает, какая липа ее легенда! Отпускница? Это она, что ли?!
Кожа ее лишь слегка загорела, холодные серые глаза смотрели сурово и жестко, твердая челюсть, тонкий неулыбающийся рот. Он подозревал, что в большой черной сумке, лежавшей у нее на коленях, находится пистолет. Что-то в ней было от телевизионных моделей — та же целенаправленность в движениях, отчужденность, которую не могла скрыть поверхностная бойкость. Она была из тех миниатюрных женщин, которые не теряли своей энергичности до самой смерти. Ее одежда отвечала снаряжению человека с Запада, собравшемуся провести отпуск: широкие брюки из грубой ткани, соответствующая блузка, жакет с медными пуговицами. Вся одежда неношеная, словно подобранная гардеробщицей в соответствии со сценарным списком. Одежда не подходила ее стилю. Голубой платок на темных длинных волосах завершал картину несоответствий. Левая рука держала черный кошелек из грубой холщовой материи в напускной манере женщины-полицейского. Крафт уже не сомневался, что в нем находится пистолет. Хотя она умудрилась так и не показать Крафту свои документы, шериф Лафам знал ее имя и обращался с уважением, которое говорило о ее высоком официальном статусе.
— Опять шериф, верно? — спросила она, кивая в сторону телефона, стоявшего на столе Крафта.
В ее голосе звучало неприкрытое презрение. Кловис понимала это, но считала, что ей наплевать. Какого черта она должна заботиться о его чувствах? Ей не нравился толстоносый, бровастый шериф, и антипатия вызывалась не только подозрениями о его причастности к гибели ее коллег. Он был с Запада и выказывал явную любовь к жизни на вольном воздухе. Одного этого было достаточно. Она, как и Эдди Джанверт, предпочитала атмосферу ночных клубов, а тут это чертово задание! Кожа на щеках и носу натянулась и болела от загара, еще больше усиливая раздражение Кловис.
— Да, шериф, — признал Крафт. Зачем отрицать это? По его ответам легко было догадаться о вопросах, задать которые мог только шериф: «Нет, сэр, агенты ФБР еще не прибыли… Да, сэр, я не выходил из офиса».
Кловис Карр фыркнула: