– У них там круговая порука, – полуоборачиваясь на трибуне к первому секретарю обкома, пожаловался второй секретарь. – О чем, кстати, говорят и те два сигнала, которые у вас, Александр Александрович, на столе. Правда, один из них отпадает. Самому мне, естественно, уложиться в такой короткий срок и съездить в Приваловскую не удалось, но товарищ Истомин только что успел мне сообщить, что первая жалоба отпадает.

– Это верно, товарищ Истомин? – обшаривая глазами зал, переспросит Бугров.

– Да, Александр Александрович. Я лично туда выезжал, – ответил ему из последнего ряда столиков Истомин.

– Вам удалось и эту учительницу повидать?

Греков невольно оглянулся. До этого он Истомина в зале заседаний обкома не заметил.

– Удалось, Александр Александрович. Хотя по слухам…

– Слухи нас не интересуют, – прерывая его, сказал первый секретарь обкома.

С улыбкой под небольшими смуглыми усами вмешался член бюро обкома, перед которым лежал на столе раскрытый блокнот.

– И что же, по вашему мнению, товарищ Истомин, она действительно подходящий объект?

Греков увидел, как Бугров и член ЦК при этих словах одновременно потускнели, а редактор газеты, который задремал уже в самом начале бюро, открыл глаза и подал голос:

– Вот это, Пантелеев, уже ни к чему.

– Нет, почему же, – возразил тот, кого редактор назвал Пантелеевым. – Если она женщина молодая и к тому же казачка…

– Извините, товарищ Пантелеев, но, по-моему, это к делу не относится, – вдруг оборвал его Истомин.

На этот раз слегка улыбнулся первый секретарь обкома. Улыбнулся тому, что ему понятно было, чем объяснялась резкость Истомина. При этом Бугров обменялся взглядами со своим гостем, членом ЦК, и тот кивнул ему.

Утром, когда перед заседанием бюро они ездили на машине по городу, шофер первого секретаря обкома рассказал им о том, что в свою очередь услышал в гараже от шофера секретаря райкома Истомина. И теперь, отвечая на вопрос Бугрова о поездке в Приваловскую, Истомин был не совсем точен. Встреча у него с учительницей Кравцовой в Приваловской состоялась, но того разговора с нею, на который он надеялся, не получилось.

…Как рассказал своему другу шофер Истомина, когда они подъехали к дому учительницы Кравцовой, хозяйка была во дворе. Подоткнув юбку, она месила ногами глину. Недавней грозой с градом так пощербило стены ее дома, что она решила его заново обмазать и побелить. Придется или не придется ей и дальше жить в своем доме, но, как видно, она не могла позволить, чтобы тот дом, в котором она прожила всю жизнь, теперь уходил под воду в таком виде.

19

В станице знали Пашу Кравцову за женщину чистую, опрятную. И раз ее дому суждено навсегда скрыться под воду, то пусть он останется в ее памяти и в памяти всех других в станице таким же белым и аккуратным, каким она всегда его содержала. Паша Кравцова всегда содержала его как игрушку. Кто знает, если бы больше радостей было ей отпущено за ее тридцатипятилетнюю жизнь, то, может быть, и меньше теперь было бы воспоминаний, которые привязывали ее к этим стенам.

Тем не менее она имела все основания чувствовать себя в то утро в плохом расположении духа. Во-первых, град пообивал со стен дома всю обмазку, исковыряв их почти точно так же, как немцы, когда они обстреливали станицу из-за Дона шрапнелью. Во-вторых, вот уже несколько дней она, с той ночи, когда у нее спасался от грозы Греков, и на себя злилась, и на него, а при воспоминании о том, что могло произойти, но так и не произошло в ту ночь, вся охватывалась пламенем стыда и раскаяния. Самое главное, что она была совсем не такой, как теперь вправе был думать о ней Греков. И теперь у нее похолодели руки и ноги, когда у ее двора остановился точь-в-точь такой же вездеход, в каком ездил Греков. Тем большим разочарованием для нее было убедиться, что это совсем не он. После того как в районе размыло дождями все дороги, Истомин опять пересел из своей новой шоколадной «Победы» на райкомовский «газик».

Истомин не раз говорил своему водителю, что, если надо, он может найти ключ к любому человеку. Если только успеть вовремя взять быка за рога.

Уверенной рукой открыв калитку во двор к учительнице Кравцовой и здороваясь с ней, он сказал с улыбкой:

– Бог на помощь. – Он был, конечно, человеком неверующим, но иногда считал возможным позволить себе эту вольность.

Не смутил его и более чем неприветливый тон хозяйки, которая, мелькая загорелыми икрами и коленками, и в его присутствии продолжала месить посредине двора глину.

– Разувайтесь помогать.

Надо было совсем не знать нравы и психологию казачек, чтобы надеяться на какую-нибудь иную встречу. Все иллюзии на этот счет Истомину уже давно были чужды. Казачка никогда не полезет за словом в карман, даже если она уже и выбилась в интеллигенцию, как та же Кравцова.

– Приваловскую женщину всегда можно узнать, – продолжая улыбаться, сказал Истомин.

Учительница Кравцова спокойно вышла из глиняного месива и, поочередно ставя ноги на край деревянного корыта, наполненного водой, приподняв юбку, стала мыть икры и ступни. Вода в корыте стала красной.

– Только совсем не обязательно для этого ей на ноги смотреть. Если вы приехали ко мне на квартиру стать, то я постояльцев не беру. Я привыкла жить одна.

– Почему же, Прасковья Федоровна, с вашей внешностью одна?

Кравцова тщательно вытерла ноги краем юбки, всунула их в желтые кожаные чувяки и, разгибаясь, окинула Истомина взглядом.

– Потому что моя внешность здесь совсем ни к чему.

У этой своенравной учительницы-казачки явно были какие-то счеты с мужчинами. Последним из них, как не без оснований предполагал Истомин, мог быть и Греков. По телефону Семенов от строчки до строчки зачитал Истомину письмо, которое привез на мотоцикле из Приваловской в обком какой-то мужчина.

– Если вас, Прасковья Федоровна, возможно, и обидел кто-нибудь из мужчин, то это еще не означает, что теперь всех их нужно на одну, мерку, – с мягкой укоризной сказал Истомин.

Еще раз Кравцова окинула его внимательным взглядом и задержалась на его портфеле-папке из крокодиловой кожи.

– Всех! – коротко сказала она. У нее даже зарумянились щеки.

Судя по всему, Греков сумел насолить ей основательно. Истомин уже не сомневался, что так оно и было. Оставалось лишь дернуть за леску.

– Так ли и всех? – спросил Истомин с той мерой игривости, которая в то же время позволяла ему не уронить свой авторитет в глазах шофера.

– Все вы там позавяли в своих кабинетах, – решительно заявила Кравцова. – Лучше бы не приезжали к нам. Вам тех, которые с красными ноготками, надо агитировать…

И, к своему удивлению, Истомин услышал, что у нее в голосе зазвенели слезы. Вполне возможно, что у Грекова тянется с этой учительницей уже давно. Недаром в райком давно уже поступали сведения, что в Приваловскую часто наезжает со стройки на катере какой-то начальник. Но Истомин хотел быть от начала до конца объективным и основывать свои выводы для информации на бюро обкома только на фактах. Факты есть факты, и наступила минута выяснить все до конца. Разворачивая свой портфель-папку, он достал аторучку.