– Начнем без Барбары! – пожелал с презрением главный инженер.
– Исключено!… Уборщица!… Я должен увидеть уборщицу!…
– Куда она делась, господи боже мой?!
Барбара не приходила по независящим от нее причинам. Вмешательство инструктора культуры дало возможность председателю местного совета вырваться из рук Януша и вытолкнуть на первый план главную звезду коллектива бюро. Секретарь партячейки постарался выключить из действия пролетария. Он изо всех сил держал за руку с помощью автора Барбару и Януша, которые кланялись, принимали поздравления и одаривали зрителей гримасами, должными означать улыбку. Окружающая их толпа любителей исключала исчезновение с горизонта.
Председатель местного совета переживал прекраснейшие моменты своей жизни. В его душе бушевал вулкан чувств. Он узнал, что власти решили одарить его не только дипломом признания, но также и отличием государственным, и эмоции раздирали ему грудь. Он почувствовал потребность минутного одиночества, необходимость прийти в себя и овладеть своими чувствами, ибо иначе не смог бы играть роль хозяина городка в дальнейших торжествах. У него было туманное ощущение, что проявление состояния эйфории посредством громкого пения, фривольных прыжков и плача было бы в глазах достойных гостей по меньшей мере неестественно.
Поэтому он прошел через подмостки сзади декорации и подался в ратушу. Среди звуков оркестра, гомона и криков толпы двинулись на ближайшее взгорье, а председатель вбежал в свой кабинет. Он упал на стул, дрожащими от волнения ладонями открыл ящик стола и вытащил чекушку рябиновки.
Уже через минуту приятное тепло успокоило его возбужденные нервы, ставя на их место ощущение гордости и счастья. Все, что он пережил в этот вечер, страшные моменты, связанные с грохотом последнего прибывшего зрителя, который слетел по ступенькам с самого верха, со странным поведением персонала бюро, которое чуть не погубило пьесу, со сложностями с пиротехником, отдалилось, а осталось лишь сознание достигнутого успеха. Он лихорадочно употребил крышку бутылки второй раз, потом третий и четвертый…
Барбары нигде не было. Из темноты вынырнул возле Леся и Каролека главный инженер, который то и дело выглядывал на улицу, раздраженный, нервный и полный сомнений.
– Все уже ушли! – прошептал он лихорадочно. – Если мы должны красть, то только сейчас! Сейчас двинутся те холодные огни, станет видно, господи, когда вы все то успеете начертить, печати нужно подбросить обратно!…
Достаточно бессмысленные и полные тревоги слова главного инженера снова выявили все трудности и мощное беспокойство. Ситуация становилась критической. Почти не сознавая, что он делает, Лесь нервно бросился развязывать мешок. Трясущимися руками Каролек приспосабливал на нем горб, сам, в свою очередь используя помощь главного инженера.
– Скорее, черт побери, здесь кто-нибудь может появиться! – гневно шептал главный инженер. – Что за кретинская организация!
– Барбара! – стонал в панике и отчаянии Каролек. – Барбара должна уже прийти! Как уборщица! Беременная!…
– Идите уж! – подгонял их главный инженер. – Иди сам, холера, ты по лестнице не можешь идти?!
– Да идите же наконец! – подгонял Лесь.
Каролек чувствовал нарастающее ошеломление. Он безусловно хотел пояснить коллегам, что между появлением в ратуше уборщицы или церковного сторожа есть большая разница, но не был в состоянии подобрать соответствующие слова. Он стонал над мешком, прижимая к себе подушку, обвязанную многочисленными шнурками.
– Но Барбара… Что с этим делать… Кто-то должен быть уборщицей!… – упирался он в отчаянии.
– Ну так обвяжи себя этим сам, черт побери, какая разница в конце концов! – нетерпеливо сказал Лесь.
– Он говорит дело, – поддержал его главный инженер, окончательно разнервничавшийся. – Переоденься в ту уборщицу, если надо! Теперь уже все равно!
Каролек потерял голову окончательно. При помощи главного инженера, не отдающего себе отчета в том, что делает, он привязал к себе мощное оборудование, повязал платок и вытащил из кармана очки.
– Я ничего не вижу! – запротестовал он со стоном, приложив их к глазам. – Что ты привез, все замазано!
– Не было слабее. Идите уже ко всем чертям! Я прослежу на площади!
Каролек больше не протестовал. Он схватил ключ и отмычки и выбежал на улицу вслед за Лесем. Оба нервным бегом обежали ратушу сзади, а Каролек помчался дальше, в направлении города.
В этот момент и выстрелили огни.
Председатель местного совета в своем кабинете захлебнулся смородиновой настойкой. В глубине души он уже чувствовал желанное устойчивое спокойствие, а в голове – первые нарастающие довольно быстро шумы, но в один миг он успел понять, что должен быть в эту минуту не здесь, в тиши своего места работы, а там, среди приглашенных и угощаемых важных персон. Время прихода в себя пролетело слишком быстро. Потрясенный собственным скандальным недосмотром, он сорвался с места и, не пряча бутылки, не закрывая бюро и кабинет, внезапно кашляя, он помчался вниз. На пороге он задержался, вдохнул свежий воздух, прикрыл глаза и находился так некоторое время неподвижно, все еще покашливая и силясь овладеть внезапным завихрением в голове.
Крадущийся под стеной Каролек достиг дверей дома с бьющимся сердцем, замедлил и достал из железа нужный ключ. Он уже намеревался взойти по лестнице, когда услышал кашель и остановился как вкопанный. Сердце прыгнуло у него в грудной клетке, в голове мелькнула вспыхнувшая мысль о необходимости придания себе вида уборщицы, лихорадочно достал из кармана очки, надел их, благодаря чему совершенно перестал видеть. Он застыл неподвижно там, где стоял, с пустотой в голове, полностью лишенный творческой деятельности.
Ракетницы снова выстрелили с громким звуком, председатель местного совета поднял веки, и глазам его предстал в красном блеске горбатый Каролек в женским платье на голове, в очках и на девятом месяце беременности.
Каролек и дальше не видел ничего, кроме красного отблеска, в котором замаячила некая смутная фигура. Фигура издала что-то вроде стона. Он не знал, что делать, поэтому и дальше он стоял неподвижно.
Председатель местного совета отреагировал первым. Отдавая себе отчет в том, что он употребил спиртное и издав стон, он снова закрыл глаза и покрутил головой с надеждой, что непонятная галлюцинация исчезнет с его поля зрения. Отчаянным жестом закрыл при этом лицо ладонью.
Свидетелем страшной для обоих сцены и стал главный инженер. Оторванный от сослуживцев и предоставленный самому себе, он постепенно пришел в себя. В момент, когда в красном отблеске он увидел на лестнице председателя местного совета, а напротив него как-то странно выглядевшего Каролека, он понял, что существует нечто, подобное до разницы полов, и ему стало нехорошо. Только теперь он понял, как необходимо было присутствие Барбары. Однако он мужественно преодолел потрясение и вмешался в операцию.
Пурпурный свет превратился в темноту, которая стала еще гуще. Председатель местного совета, открыв лицо, осторожно посмотрел. Страшное видение, видимо, переполнило его, но на его месте он узрел маячившего в темноте обычного человека.