– Э, погоди, – бросил гаишник.
Комбат остановился и оглянулся.
– Я у тебя даже документы забыл спросить. Стряслось что?
– Стряслось, браток, парнишку ищу.
– Что, из дому убежал?
– Да, похоже на то, – буркнул Комбат.
– Ну, успехов тебе.
Автомобиль Комбата сорвался с места и помчался к тому перекрестку, за которым должен был открыться поворот. И действительно, все случилось так, как и предсказывал гаишник. Показался съезд на неширокую асфальтированную дорогу, а еще через пару километров Комбат увидел небольшой поселок – двух– и трехэтажные дома, крытые где черепицей, где блестящим сверкающим металлом. Заборы, шикарные автомобили – все это говорило о том, что Комбат не ошибся.
А вот и дом, который он искал. Дом находился за забором, кованые решетчатые ворота отделяли участок от соседних. В окнах дома горел свет, у крыльца стояли джип и «Вольво» с одинаковыми номерами, разнились лишь буквы на них.
Комбат затормозил метрах в пятидесяти на противоположной стороне и пару минут сидел, барабаня пальцами по баранке. Фары и габариты погашены, и его серый автомобиль почти сливался с кустарником, росшим вдоль дороги.
Борис Рублев боялся ошибиться. Ему всегда не нравилось, когда в его дела оказывались втянутыми посторонние, ни в чем не виноватые люди. Ведь тогда нужно что-то объяснять, говорить, оправдываться, а тебя принимают, как правило, за бандита. А объяснять Комбат не любил, да и не умел. Говорил он отрывисто, коротко, и всякие пространные объяснения давались ему с большим трудом.
Страшно хотелось курить, просто нестерпимо. Рот наполняла слюна, и Комбат ее судорожно сглатывал. Сигарет в машине не было, и поэтому пришлось вытащить из ящичка пустую пачку, в которой на дне лежало несколько крупинок табака, и жадно ее нюхать. Но это вызывало только раздражение и злость на самого себя.
«Неужели я такой слабак? Неужели я не могу жить без вонючих сигарет? Конечно же могу!» – сам себе сказал Комбат.
Он смял пачку, но понял, что если бы в ней были сигареты, то навряд ли у него хватило бы духу сжать пальцы, изломав и искрошив содержимое.
«Не наркоман же я какой-то! Все, забудь о табаке, забудь!» – сам себе приказал бывший командир десантно-штурмового батальона и посмотрел на дом за решетчатым забором.
Металлические роллеты плотно закрывали окна первого этажа. Окна же второго этажа мягко светились уютным светом, чуть тонированным, желтым. Стекло было опущено, и Комбат прислушивался, не донесется ли какой-нибудь крик, не услышит ли он голос ребенка или плач. Это решило бы все, в одночасье, мгновенно.
Голос ребенка сорвал бы Комбата с места, как порыв ветра срывает слабо держащийся на ветке лист, а так еще оставались сомнения, туда ли он приехал, не обманул ли его Бурый.
«Нет, обмануть бандит меня не мог, слишком уж жестко и быстро велся допрос. Время на раздумья у бандита абсолютно не оставалось, и, судя по всему, он сказал правду.»
Комбат выбрался из машины. В рукаве куртки пряталась короткая самодельная монтировка, холодный металл медленно согревался в горячей ладони. Калитка оказалась закрытой. Борис Иванович увидел коробку переговорного устройства с красной квадратной клавишей. Замок на кованой калитке Комбат мог бы снести одним ударом ноги, а если бы захотел, то и бетонные столбики, аккуратно выкрашенные белой краской, вывернул бы из земли.
Но делать этого он не стал и большим пальцем вдавил красную клавишу. Динамик загудел, замигала лампочка индикатора тревожным красным, даже рубиновым, огоньком, напомнив Комбату почему-то закуренную сигарету, а потом она показалась ему похожей на капельку свежей крови, на которую упал закатный луч.
– Кто там? – послышался спокойный, но с нотками недовольства мужской голос, словно человека оторвали от важного дела.
– Свои, – сказал Комбат.
– Своих я знаю в лицо и по голосу, – ответил невидимый собеседник.
Комбат поднял голову и увидел укрепленную на стволе старого дерева маленькую телекамеру наружного наблюдения, сразу ее Комбат и не заметил.
– Что надо? – послышалось из динамика.
– Поговорить хочу.
– О чем? – раздался вопрос, задребезжавший в динамике. На этот раз голос был недовольный и даже слышалось тяжелое астматическое дыхание говорившего. Наверняка в волнении он слишком близко подошел к микрофону. – Короче, что надо?
– Я же сказал, поговорить, – каким-то бесстрастным и даже безразличным голосом произнес Комбат и щелкнул по динамику, словно бы на нем сидела муха.
– Ладно, заходи, – раздался щелчок электрического замка, и Комбат, толкнув калитку, шагнул на выложенную плитами дорожку. Под ногами зашуршали влажные опавшие листья…
* * *
Бурый пришел в себя неожиданно. Врачи были уверены, что он, как минимум, еще часов двенадцать будет находиться в беспамятстве. То ли организм у него оказался крепче, чем предполагали врачи, то ли удар оказался не настолько сильный. Челюсть у Бурого была сломана, он шептал, и медсестре пришлось наклониться, чтобы разобрать его слова:
– Телефон, бля… Телефон, бля… – выплевывал слова бандит.
– Сейчас, сейчас.
Когда его привезли в больницу, то в кармане куртки нашли мобильник, и на всякий случай, чтобы телефон не пропал, отдали дежурному врачу. Мобильник Бурому дали, и он кое-как негнущимся пальцем наковырял номер.
– Это я, Бурый, – зашептал он в трубку замогильным голосом, слабым, как шуршание уже сгоревших листьев.
– Чего? Кто? Бля, – крикнул в трубку Кощей.
– Это я, Гриша, Бурый…
– Так ты, падла, не сдох? – услышал Бурый ободряющий голос Кощея, тот и в самом деле был искренне рад, что его человек остался в живых.
– Нет, не сдох.
– Ну, тогда молодец.
– Слушай внимательно, мне тяжело говорить.
– Я тебе сказал, ублюдок, слушать, а не говорить!
– Слушаю, – произнес Бурый.
– Кто тебя так отделал?
– Хрен его знает! – выдохнул в трубку бандит. – Здоровенный мужик.
– Мент?
– Не похож, но и не из наших. Несистемный, отвязанный полностью.
– Отморозок какой-нибудь?
– Нет, не похож. Мужик самостоятельный.
– Один был?
– Да, один.
– И что, вас троих урыл?
– По одному… Но было бы пятеро, так и пятерых бы уложил.
– Н-да…
– Во-во…
Кощей присвистнул, и его рука потянулась за серебряным портсигаром, в котором был кокаин. Вот именно этого он и опасался, что беда придет откуда-то со стороны и нежданно. Если бы это были менты, то ему бы сообщили, он дал бы кому надо денег, мог бы договориться. А если бы оказались другие бандиты – свои или кавказцы, – с ними бы он тоже разобрался, договорился. Ведь всегда можно найти старшего, того, кто отдает приказания, и разговор вести с ним. А здесь одиночка, никем не контролируемый и, судя по всему, никому не подчиняющийся, имеющий какие-то свои счеты – и вполне возможно, что к Кощею.