Враг под покрывалом | Страница: 10

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– Что касается выпивки, – сказала миссис Толбот. – У наших слуг выходной. Не пойму, каким образом у двух малайцев могут оказаться кузены китайцы, но они так сказали, взяли выходной и отправились праздновать Новый год. Может быть, вы, миссис Краббе, нальете нам джипа и вермута. Все в буфете. А лед в холодильнике.

– Мне выпивать не особенно хочется, – отказалась Фенелла.

– И мне тоже, – подхватил Краббе, – не очень.

– Ну, – сказала миссис Толбот, – а я выпью. – Одарила Краббе пятисекундным взглядом маленьких глаз, гримаской тонких красных губ, пожала очень худыми плечами, поднялась, направилась к буфету. Краббе по-лягушачьи растянул рот и легонько развел руками Фенелле. Потом приблизился гул автомобиля, замер перед бунгало, и оба они облегченно вздохнули. Тяжело затопали поднимавшиеся ноги, и Краббе встал.

– Не говорите мне, не говорите, – предупредил Толбот. – Бишоп. Мы снова вместе. Боже мой, как давно это было. Здравствуйте, миссис Бишоп. Как всегда, молода и прекрасна, несмотря на тяжелое бремя лет. А другие ребята как, Бишоп?

Лунообразная физиономия неотесанного деревенщины, клок прямых соломенных волос свешивался на одно стекло веселых очков. Мясистое лицо, пухлое, коренастое тело, упакованное в голубую рубашку и в какие-то шорты для бега, свидетельствовали о безнадежной эйфории. С виду Толботу было лет сорок пять. Он явно пожинал сырую солому, женившись на гораздо более молодой жене. Слишком уж веселился. Наверняка скоро с энтузиазмом заговорит о своих хобби, возможно, о чем-нибудь трудоемком и безобидном. Лицо не характерное для мужчины с талантами или с темпераментом, чересчур узловатое, гладкое; сверкающие металлом зубы слишком охотно выпячиваются в отчаянной пустой улыбке.

– Краббе, – представился Краббе. – Вы должны были письмо обо мне получить.

– Краббе, – повторил Толбот. – А я думал, Бишоп. Вы очень похожи на Бишопа. И где-то, конечно, должна быть связь. Дайте подумать. Да. «Бишопом» назывался напиток в восемнадцатом веке. Его обожал доктор Джонсон. [19] А «овечью шерсть» делали из диких яблок. Это, как вы помните, тоже елизаветинский спиртной напиток. «Когда дикие яблоки зашипят в котелке». – Он произнес «котелок» почти как «потолок». – Или был какой-то епископ [20] Краббе. Где-то у Энтони Троллопа. Вы в каком-нибудь родстве с писателем?

– В дальнем. Но фамилия моей матери Граймс. [21]

– Ну-ну, – удовлетворенно кивнул Толбот. – Вы, наверно, приехали возглавить колледж. Быстро, надо сказать, развернулись. Фосс уехал только два дня назад.

– Нас почти месяц держали в подвешенном состоянии. В Куала-Ханту.

– Ох, боже, ужасное место. Ну-ну. Надо по этому поводу выпить. Энн, дай нам выпить.

– Они сказали, не хотят выпивать. Абсолютно определенно сказали, что выпивать не хотят. – Миссис Толбот вернулась, налив себе полный стакан.

– Понимаете, – пояснил Краббе, – дело известное, на голодный желудок.

– Дорогой друг, – произнес Толбот так, точно Краббе совершил в каноническом смысле смертный грех, но поскольку он, Толбот, был главным в мире иезуитом, то мог его смягчить, растянуть, пока он не растает, как эктоплазма, между решетками исповедальни. – Дорогой друг. – И тут Краббе понял, за что Толбот его пожалел. Преуспевшие наращивают жирок на ржанках в сметане, неудачники сидят на хлебе с джемом, делая большие глотки из баночки с горчицей. – Дорогой друг, вы должны поесть. Вот в чем проблема с моей женой. Тощая, как кочерга, потому что не трудится что-нибудь заказать. Говорит, не голодная. А я всегда голодный. Этот климат на разных людей по-разному действует. Я домой к ленчу никогда не возвращаюсь. Есть тут одно маленькое китайское заведение, где полно кур, морских ушек, овощей, с большим количеством тостов с маслом, я там парочку крабов всегда съедаю.

– Да, – сказал Краббе.

– С рисом и соусом чили. Потом нечто вроде блинчиков, правда, сыроватые, да мне нравится, с джемом, с какими-то взбитыми сливками, которые там подают в чайных чашках. Энн, еда есть какая-нибудь?

– Ничего не готово, а слуги ушли. Ну, вот тебе бесплатный подарок. Можешь для разнообразия написать вразумительный стих.

Толбот снисходительно посмеялся, как бы говоря: «Вот что она за штучка!» С обожанием взглянул на нее.

– В кладовой должно быть что-нибудь. Покопайся.

– Крабы хорошо копаются, – заметила миссис Толбот. – Может быть, мне мистер Краббе поможет.

– Краббе, да-да, помогите. А я тем временем побеседую с миссис Бишоп.

Краббе и миссис Толбот вошли в жаркую под солнцем кладовую. Там стояло множество жестяных и стеклянных банок.

– Можно взять колбасное ассорти с корнишонами, – предложила она, – а еще сыр в банке, анчоусы и паштет из свиной печенки. Или свекловицу и закуску в банке. Устроить пикничок. С листьев есть, как говорят малайцы. – Она стояла не близко, по ее запах распространялся в жаркой комнатке. Если он ее сейчас поцелует, она почувствует столь же случайный бесстрастный вкус, как у кусочка баночной закуски или у вялой холодной колбаски. Он вспомнил, что голоден, и сказал:

– Полагаю, вот это. И пожалуй, вот это.

– До чего жадный мальчик. Прямо как Герберт. Ну, давайте выкладывать на тарелки. – И повела его на кухню.

Нарезая хлеб, обрезала палец. Этого тоже следовало ожидать.

– Ох, кровь, смотрите! Кругом брызжет. Видеть не могу. – Принялась мило приплясывать и подпрыгивать, вынуждая его сказать: «Бедный пальчик. Дайте я его поцелую».

– Под воду подставьте, – посоветовал Краббе.

– Ох, ну, если капнет на свекловицу, ничего видно не будет, правда? И никто не узнает, правда? Кроме нас.

Краббе чувствовал загадочное беспокойство, словно безобидная провизия в банках служила сырьем для некромантии. Вспомнил порочную колдовскую репутацию Дахаги, но прогнал дурацкие фантазии. В конце концов, кровь ее, не его.

Вернувшись в гостиную с двумя подносами, нагруженными тарелками, они обнаружили Толбота, читавшего свои стихи. Читал он с листа, густо исчирканного многочисленными поправками, с резкими интонациями без нюансов:


…Под ангельские вопли с треском ломается

Кукурузно-свинцовая лепешка неба.

Круглая, как кукурузный початок,

Остроконечная, словно лютик, когтистая лапа.

Трах-тарарах, грубые сгустки лайма, уксусные мазки,

Пока из кружева костей не родится сморщенная рыба…